Боевые действия дальней авиации в июне-июле 1941 года на Западном фронте. Часть 1.
Боевые действия дальней авиации в июне-июле 1941 года на Западном фронте. Часть 2.
Боевые действия дальней авиации в июне-июле 1941 года на Западном фронте. Часть 3.
223-й ДБАП, согласно оперативной сводке № 8 штаба полка, 29 июня в 13.10-13.15 в составе шести экипажей вылетел на бомбардирование мотомехчастей противника в район Вильно, Ораны, Ейшишки [48, л. 14]. В 16.08 произвел бомбардировку моторизированной колонны на дороге Вильно-Ораны. На технику и живую силу врага было сброшено 20 бомб ФАБ-82 и 10 бомб ФАБ-100. Выполнив задание, «звено под командой ст. лейтенанта Соколова благополучно возвратилось на свой аэродром, имея в сумме 7 пулевых пробоин, - говорится в донесении к оперативной сводке № 7 штаба 223-го ДБАП, составленной 29 июня 1941 года в 20 часов. – Звено под командой капитана Гацула не возвратилось с боевого задания. В полку исправных самолетов 6, экипажей, готовых к выполнению боевого задания – 3» [48, л. 13].
Не имея никаких сведений о судьбе пропавшего звена, в полку было проведено расследование и установлено, что «звено …капитана Гацула, имея задачу 29.6.41 произвести бомбардировку танков противника в районе Ораны, Ейшишки, Вильно, при подходе к Климовичам на высоте 3000 м вопреки запрещению командира полка входить в облачность, по решению капитана Гацула вошли в густую облачность и после рассредоточения растерялись… В р-не Орша на высоте 800 м самолет капитана Гацула вышел из облачности и был встречен и затем посажен нашими истребителями на аэродром Пронцевка. По выходе из облачности стрелки-радисты экипажа капитана Гацула видели на земле горящий самолет…
Вывод: Экипажи лейтенантов Васильева и Гришина погибли» [58].
Где и как погибли экипажи Васильева и Гришина до сих пор доподлинно не известно. Однако, сопоставив факты, изложенные в архивных материалах 223-го ДБАП, с воспоминаниями старожилов города Жодино и агрогородка Пересады Борисовского района, поведавших о воздушном бое над станцией Жодино, произошедшем в конце июня 1941 года, автор позволила себе высказать предположение, что один из этих экипажей был сбит над станцией Жодино.
Безусловно, люди не всегда могут правильно определить тип самолета, за давностью времени не могут назвать точную дату, но логика событий говорит сама за себя. Предоставим слово свидетелям.
Альвира Петровна Лученок: «Перед тем, как занять Жодино, немцы сначала сбросили десант. Ночью над нами летали немецкие самолеты. А утром, где-то в пол шестого, отец послал меня покормить поросенка. Я вышла во двор. На магистрали ехал мотоцикл. Я выглянула. На мотоцикле сидел немец. Он увидел меня и кричит: «Хайль!» Я побежала в дом и говорю отцу: «Папа, немцы!» Он не поверил. Но это был первый немец-разведчик. А потом по шоссе пошли немецкие танки. Немцы сидели наверху, рукава закатаны. Они горстями швыряли конфеты и играли на губных гармошках. Наши мужики приказали детям конфеты не брать, и они долго валялись на дороге.
Двое суток шли немецкие танки по шоссе. А в это время в Жодино еще были красноармейцы из разбитых советских частей. Один из них политрук. Он подошел к колодцу воды напиться. «Почему немцев допустили, - спрашивает у него колхозник Шиманский. – Где твоя часть?» «Разбита», - ответил политрук.
Потом прилетели самолеты. Русский и немецкий истребители дрались прямо над железнодорожным вокзалом. Русский ястребок сбил немецкого, и тот рухнул прямо на наш огород, носом уткнулся в землю, но не взорвался. Немцы его потом куда-то утащили».
Здесь надо сразу же оговориться. Согласно оперсводкам авиаразведки Западного фронта, колонны немецких танков появились в Жодино 30 июня 1941 года около 15 часов, где спустя час вступили в бой с советским бронепоездом № 47, выдвинувшимся со стороны Борисова. Но первые танки (из 7 дивизии группы Гота) были отмечены под Жодино уже 27-29 июня.
Более обстоятельную информацию о воздушном бое над Жодино оставила жительница совхоза Заречье Анна Федоровна Постникова 1924 года рождения. В 2001 году она рассказала автору следующее: «На четвертый день войны /26 июня/ немцы начали бомбить Жодино. Несколько бомб взорвались возле Заречья. От этих взрывов задрожала земля, и в домах зазвенели стекла. Женщины схватили детей и подались в лес. Мужчины пошли тоже. Увели скот. Устроили в лесу лагерь. Но через два дня все стали возвращаться домой. Всю ночь моросил дождь, но к утру погода наладилась. И вдруг над нами завязался воздушный бой: два немецких истребителя и два советских. Один немецкий самолет задымился и полетел в сторону Жодино, и там рухнул на огороде. Я его сама видела. Но и советский самолет загорелся тоже. Он рухнул в Пересадском лесу в болоте. Остальные самолеты улетели. Наши мужчины пошли искать советский самолет. Пока нашли, самолет уже сгорел. И летчики сгорели тоже. Отец нашел среди обломков обгоревший планшет и принес его домой. Все, что осталось от летчиков - куски одежды, обгоревшие ботинки похоронили тут же. Документов не было.
Когда после войны вышло указание объединить разрозненные захоронения в братские могилы, папа говорил, что останки двух летчиков откапали и перезахоронили /в братской могиле/ в сквере в Заречье».
Подробное описание обстоятельств воздушного боя и погоды в этот день и предыдущие дни, сделанное А.Ф. Постниковой, позволяет сделать вывод, что речь идет о воздушном бое, произошедшем 29 июня после полудня. И в это же время направлялись на боевое задание экипажи 223-го авиаполка дальнего действия. Нам уже известно, что два самолета из звена капитана Гацула заблудились в облачности и пропали. Другие авиаполки в районе Борисова 29 июня боевых действий не вели, поэтому можно предположить, что речь идет о пропавших экипажах Васильева и Гришина. Они могли выйти из облачности в районе Жодино, но здесь на них напали два истребителя противника. В завязавшемся воздушном бою стрелки одного из бомбардировщиков сбили один немецкий истребитель, который упал на огороде Альвиры Петровны Лученок (Шатравко). А второй немецкий истребитель подбил советский бомбардировщик, который со шлейфом дыма ушел в сторону Пересадского леса и там упал возле болота. Другой бомбардировщик улетел в неизвестном направлении и пропал.
Жители агрогородка Пересады дополнили рассказы жителей города Жодино новыми подробностями. Оказывается, «двое выскочили из /горящего/ самолета на парашютах, но их поубивали летящими. Они падали уже не живые. Один был похоронен в лесу, а другой на Нивках, 300-500 метров от падения самолета. Это возле дороги на Тарасики. Самолет горел два-три дня, патроны стреляли. А как вышел указ /в 1956 году – Г.А./, пособирали их и перезахоронили в братской могиле на кладбище. В той, что на взгорочке» (очевидец воздушного боя Егор Михайлович Будько 1932 года рождения).
«В 1941 году сбили советский самолет над Пересадами. Упал километра 3 отсюда около леса, рядом с болотом. Канава там проходит. Летчик один был похоронен, как перейдешь дорогу, наверху. Ограду сделали. А потом его перенесли. Еще и парашют около него был. Убили, когда спускался. Я его сам не видел. Дед его нашел, лесник. Умер уже тот дед, и косточки сгнили. Вроде, летчиков два было.
Тут бой такой воздушный был. Наш самолет загорелся и пошел над Пересадами. Груда обломков потом еще долго лежала, а потом растянули на металлолом. Это был бомбардировщик» (Владимир Петрович Залесский 1925 года рождения).
В 1990-е годы поисками материалов по упавшему в Пересадах самолету занимался радошковичский поисковик Вячеслав Бриштен. Учитель Пересадской школы Павел Лобандиевский передал ему фотографию погибшего летчика, на обороте которой имелась надпись «Мирошн/иченко/», якобы сделанная рукой лесника, нашедшего летчика в 1941 году. В. Бриштен долго искал самолет СБ с экипажем три человека, среди которых был бы Мирошниченко, но все подобные экипажи, найденные им, либо оказывались в живых, либо падали в других местах. Тем не менее, находка, сделанная В. Бриштеном, сыграла важную роль в идентификации экипажа.
Как оказалось, летчик по фамилии Мирошниченко был в одном из пропавших 29 июня 1941 года экипажей 223-го ДБАП – в экипаже лейтенанта Гришина. Таким образом, можно предположить, что бомбардировщик лейтенанта Гришина и есть тот самый разыскиваемый самолет. 29 июня на его борту находились:
- командир экипажа лейтенант Гришин Андрей Павлович,
- штурман сержант Латаев Федор Иванович,
- стрелок-радист мл. сержант Миллион Моисей Давыдович,
- воздушный стрелок мл. сержант Мирошниченко Иван Ионович [49, л. 35].
Однако встает вопрос: кто из них похоронен в братской могиле в Заречье, а кто – в Пересадах кроме Мирошниченко? Если вернуться к воспоминаниям Анны Федоровны Постниковой, то она рассказывала, что ее отец, принимавший участие в поиске и захоронении летчиков, принес домой с места падения самолета военный планшет, слегка поврежденный пламенем. Такие планшеты обычно были у штурманов, которые хранили в них карты и маршруты полетов. Следовательно, штурман упал вместе с горящим самолетом. Штурманом в экипаже лейтенанта Гришина был сержант Ф.И. Латаев.
По традиции, командир экипажа покидает корабль последним. Последним покинул горящий самолет и лейтенант А.П. Гришин. Но благополучно приземлиться ему помешал вражеский истребитель. Безжизненное тело летчика, цепляясь постромками парашюта за деревья, упало в лесу возле болота, метрах в 200 от рухнувшего самолета. Воздушный стрелок И.И. Мирошниченко упал на пахотном поле.
Из всего сказанного можно сделать вывод, что в городе Жодино в братской могиле в Заречье захоронены сержант Ф.И. Латаев и младший сержант М.Д. Миллион. Лейтенант А.П. Гришин и младший сержант И.И. Мирошниченко похоронены в братской могиле на кладбище в агрогородке Пересады.
Возвращаясь к концу июня 1941 года, надо заметить, что авиадивизии 3-го корпуса выполнить поставленную задачу на уничтожение механизированной колонны в районе Молодечно, Радошковичи, Раков не успели. Ситуация на фронте так быстро менялась, что необходимость в его выполнении вскоре отпала.
Между тем, 29 июня немецкие танковые группы, охватившие столицу Белоруссии с севера и юга, соединились восточнее Минска и отрезали пути отхода одиннадцати стрелковым дивизиям Западного фронта. В создавшихся условиях, когда обескровленные советские войска уже не могли сдерживать напор фашистских полчищ, Ставка ускорила выдвижение резервов для создания 2-го стратегического эшелона обороны на рубеже рек Западная Двина, Днепр.
Военный совет фронта поставил задачу фронтовой авиации и 3-му дальнебомбардировочному авиакорпусу действовать по танкам и моторизованным войскам противника, выдвигавшимся в направлении Плещеницы, Борисов, воспрепятствовать их переправе через реку Березина [19 с. 94]. Наибольшее беспокойство командования фронта вызывал правый фланг. Именно туда и была нацелена вся дальнебомбардировочная авиация.
С целью борьбы с немецкими самолетами по решению начальника Главного управления ВВС Красной Армии в каждом полку дальнебомбардировочной авиации выделялось одно-два звена с отлично подготовленными и слетанными экипажами для нанесения бомбардировочных ударов по аэродромам противника. 29 июня командир 42-й авиадивизии полковник М.X. Борисенко поставил командиру звена лейтенанту Лысенко боевую задачу - нанести бомбардировочный удар по фашистскому аэродрому в районе Вильно.
Аэродром плотно прикрывался зенитной артиллерией и истребителями. Несмотря на интенсивный зенитный обстрел, звено Лысенко атаковало цель, сбросив свой смертоносный груз на большое скопление немецких самолетов. Затем последовал повторный заход. Экипажи наблюдали, как взрывались и горели пораженные неприятельские самолеты, рушились аэродромные постройки. Зафиксирован был также крупный очаг пожара.
При возвращении ведущий корабль лейтенанта Лысенко был атакован истребителем Ме-109. Немецкий летчик, видимо опытный, знавший огневые возможности советских дальних бомбардировщиков, при атаке держался в непоражаемом пространстве - за хвостовым оперением бомбардировщика. Стрелок-радист старшина Щукин вынужден был открыть огонь по фашисту прямо через киль корабля. Прострелив обшивку своего самолета, длинной очередью он подбил «мессера».
Но тут подоспели другие немецкие истребители, атаковавшие дальних бомбардировщиков со всех сторон. Летчики звена продолжали выдерживать плотный строй. Воздушные стрелки-радисты старшина Щукин, младшие сержанты Куцбин, Емельянов отражали атаки врага. Немецким летчикам так и не удалось разрушить боевой строй звена, и, хотя в фюзеляжах краснозвездных машин оказалось немало пулевых пробоин, все экипажи вернулись на аэродром, а противник в этом воздушном бою потерял три «мессершмитта». Много авиационной техники врага было уничтожено и на аэродроме, - писал маршал Скрипко.
30 июня в 13.00 экипажи 3-го авиакорпуса готовились для нанесения бомбардировочного удара по скоплениям моторизованных частей противника в районе Плещениц. Но буквально перед самым вылетом командиру корпуса поступила срочная телеграмма из штаба ВВС Западного фронта:
«Всем соединениям ВВС Западного фронта. Немедленно, всеми силами, эшелонированно, группами уничтожать танки и переправы в районе Бобруйска.
Павлов, Таюрский. Передал Свиридов.
Приказ передать командирам 42, 52, 47, 3 ак дд, 1 и 3 тап, это помимо 3 ак дд. Всем частям, которые размещены на аэродромах Боровское, Шаталово, Шайковка, Смоленск и другие. Немедленно передавайте всем. Исполнение доложить сюда, кому, когда передано. Принял ОД капитан Лукьяненко в 12 час. 50 мин.» [19, с. 94].
Пробежав ее содержание, полковник Скрипко приказал вылет запретить, самолетам зарулить на стоянки. Приказ командующего фронтом перенацеливал всю авиацию с правого фланга на левый, то есть на танки Гудериана и наводившиеся немцами переправы в районе Бобруйска.
Авиаполки 42-й и 52-й дальнебомбардировочных авиадивизий, вылет которых был задержан, быстро провели подготовку экипажей для ударов по новым целям. Первая группа самолетов между 14 и 15 часами ужо бомбардировала скопление моторизованных войск на переправе юго-западнее Бобруйска, а также колонны фашистских танков и автомашин на дорогах Глусск-Бобруйск и Глуша-Бобруйск.
Несмотря на большую нехватку исправных самолетов, 207-й дальнебомбардировочный авиаполк, которым командовал полковник Г.В. Титов, поднял в воздух 26 кораблей. Это стало возможным благодаря тому, что летный состав авиачасти буквально за несколько дней освоил новые скоростные самолеты ББ-22, случайно попавшие на их аэродром (осели при перегонке на Западный фронт). В составе колонны авиаполка шли три звена новых скоростных бомбардировщиков. Экипажи действовали успешно, бомбардируя скопление войск противника на дорогах, в районе переправ. Был подорван наплавной мост через Березину.
Воздействие на противника было непрерывным. Вслед за 207-м поднялся 96-й, затем 51-й дальнебомбардировочные авиаполки, продолжавшие бомбардировать и обстреливать вражеские войска и технику юго-западнее Бобруйска.
Говоря о действиях полков 3-го авиакорпуса, его бывший командир маршал Скрипко позже вспоминал: «Как и в первый день войны, 29 июня (вероятно, 30июня – Г.А.) отличился командир эскадрильи 96-го полка старший лейтенант М.П. Бурых, совершавший свой десятый боевой вылет. При выполнении бомбометания по скоплению фашистских танков самолет, пилотируемый Митрофаном Павловичем Бурых, был атакован двумя «мессерами». Стрелок-радист экипажа бомбардировщика вынуждал немецких летчиков выходить из атаки еще до открытия ими огня. Но в корабль попал зенитный снаряд, тяжело ранивший стрелка. Как только смолк его пулемет, фашистские истребители снова бросились в атаку. Однако Бурых сумел упредить врага на какую-то долю секунды - он ввел самолет в пикирование. Выровняв машину почти у самой земли, комэск ушел от противника на бреющем полете и вернулся на свой аэродром.
Успешно действовали и другие экипажи. Вот что, например, докладывал штурман звена дальних бомбардировщиков Ил-4 лейтенант П. Воробьев: «29 июня 1941 года звено 96 дбап вылетело для удара по моторизованным колоннам немецко-фашистских войск, двигавшихся по шоссе на переправы через Березину. Обнаружив цель, звено разомкнулось, и самолеты один за другим развернулись со снижением на колонну, которая стала напоминать растревоженное осиное гнездо. Бросив технику на шоссе, расчеты разбегались по сторонам. После взрывов бомб запылали подожженные машины.
Непродолжительный отдых - и снова вылет. Обнаружив скопление моторизованных войск противника на опушке большого соснового леса, командир экипажа заходит на цель, снизившись до 400 метров, а штурман лейтенант Павел Воробьев мгновенно сбрасывает бомбы. Самолет проносится над головами растерянных фашистов. Воздушные стрелки-радисты Комлев и Чиженцев расстреливают гитлеровцев из пулеметов.
Среди разрывов зенитных снарядов атаковал вражескую переправу через реку Березина и командир звена младший лейтенант Петр Висковский. На пятом заходе штурман экипажа младший лейтенант Пасин точно положил бомбы в цель, нарушив переправу.
Затем звено Висковского атаковало моторизованную колонну, сделав семь заходов и прицельно сбрасывая бомбы на скопление врага. Меткий огонь по немецким войскам вели воздушные стрелки-радисты сержанты Панин и Скляров.
Снарядами вражеской зенитки на корабле были повреждены правый двигатель, руль поворота, осколками пробит бензобак. Нависла угроза взрыва самолета. Когда держаться в воздухе стало невозможно, командир звена произвел вынужденную посадку на небольшую поляну в лесу. Во время пробега самолет получил повреждения, но жизнь экипажа была спасена» [19, с. 96-97].
30 июня 1941 года в бомбардировках переправ под Бобруйском принял участие и 212 авиаполк, понесший в тот день большие потери. Вот как об этом вспоминал непосредственный участник событий летчик Николай Богданов: «Нашему полку вновь было приказано бомбить войска противника и переправы. Штаб соединения под командованием полковника Скрипко, в оперативном подчинении которого находился наш полк, по-прежнему отдавал боевые приказы, конкретно определяющие силы, время и высоту нанесения удара. Бомбардировочный удар мы должны были наносить опять без прикрытия истребителями.
Полет к цели и бомбардировку производили звеньями, с большими интервалами по времени и с малых высот. Наши девять звеньев, сменяя друг друга, находились над целью в течение семи часов.
Бомбардировщики бесстрашно входили в сплошную завесу заградительного огня и ложились на малой высоте на боевой курс. На переправах и вокруг бушевали пожары, горели танки и автомашины.
Но точность бомбометания стоила нам недешево, нередко невдалеке от таких пожаров догорали и наши сбитые самолеты. Когда наше звено, ведомое Иваном Белокобыльским, находилось почти у цели, мы увидели страшную картину. Впереди нас, над самой целью, произошел колоссальной силы взрыв, на мгновение ослепивший нас. Там в это время находилось звено комэска-4 старшего лейтенанта Виктора Вдовина. Когда мы вновь стали различать окружающее, то увидели на месте ведущего самолета огненный шар, все увеличивавшийся в размерах. Два других ведомых самолета были отброшены взрывной волной и беспорядочно падали далеко друг от друга. Самолет Вдовина вместе с клубами огня как бы растворился в воздухе.
Едва мы успели сбросить бомбы, как зенитная артиллерия поразила самолет Ивана Белокобыльского. Машина задымила, загорелась и с правым разворотом пошла вниз, в это время откуда-то сверху ее атаковала пара «мессершмиттов». Бомбардировщик на миг словно остановился, повис на горящих крыльях, а затем, задрожав, сорвался в штопор.
Как ни старались мы отыскать в затянутом дымами воздушном пространстве купола парашютов наших товарищей, так и не увидели их. Сердце сжалось от боли...
Экипаж Ивана Белокобыльского погиб смертью храбрых.
В этот день не вернулись самолеты комэска-1 майора Починка, старшего лейтенанта Яницкого, лейтенантов
Летчик Н.А. Ищенко
|
Ищенко, Чумаченко, Антонова, Клебанова, Осипова, Ковальчука. Не вернулся и второй самолет нашего звена под командованием лейтенанта Ковшикова, его сбили истребители противника, неожиданно атаковавшие нас на пути к аэродрому. Только мы на израненной осколками зенитных снарядов и огнем пулеметов вражеских истребителей машине едва дотянули до аэродрома» [3, с. 19-20].
Одиннадцать самолетов за день – большая потеря для одного полка. Но и врагу советские авиаторы нанесли существенный урон. Переправа немецких танков через Березину заняла значительно больше времени, чем враг планировал, что позволило еще на один день задержать рвавшиеся вглубь страны механизированные соединения Гудериана.
Некоторые члены экипажей погибших самолетов вскоре вернулись в часть. От них авиаторы узнали о трагической судьбе своих боевых товарищей. «Самолет лейтенанта Ивана Осипова при выходе из зоны огня зенитной артиллерии был атакован несколькими истребителями. В неравном воздушном бою стрелок-радист сержант Герасименко был убит, стрелок Шишкин ранен, машина была сильно повреждена. Осипов был вынужден произвести посадку на Смоленском аэродроме, не долетев до площадки в Ельне.
Штурман из экипажа Ищенко капитан Андрей Квасов рассказал, что за секунды до бомбометания снаряд угодил в открытые бомболюки самолета Вдовина. Взрывной волной огромной силы был выброшен из кабины командир ведомого корабля Николай Ищенко. В воздухе он не растерялся, раскрыл свой парашют. Оставшийся без пилота неуправляемый самолет зажгли вражеские истребители. Квасов приказал стрелкам-радистам выпрыгнуть из самолета на парашютах, но ответа не получил, никто не выпрыгнул из падающей машины. Очевидно, они были убиты. Земля угрожающе надвигалась, тогда Андрей открыл нижний люк кабины и выбросился из самолета. Фашисты, проносясь рядом с куполом парашюта, пытались расстрелять Квасова в воздухе. Он чудом остался в живых. На простреленном парашюте он падал с большой скоростью и, сильно ударившись о землю, потерял сознание. А когда пришел в себя, то увидел, что лежит у обрывистого восточного берега Березины.
Парашют был изрешечен пулями, кожаное пальто пробито в нескольких местах, одна пола отстрелена напрочь. Вдруг со стороны луга донесся слабый голос Николая Ищенко, звавшего его на помощь. Превозмогая боль в груди (позже выяснилось, у него были сломаны ребра), Квасов поднялся и пошел к своему командиру. Николая он увидел беспомощно лежавшим в траве, истекавшим кровью от раны в ноге. Квасов вырезал несколько длинных полос из купола парашюта и перевязал ими рану.
— Спасибо, Андрюша, за помощь. Нет сил, кружится голова... Видно, много крови потерял. Иди один. Может, встретишь бойцов, тогда выручай...
Но Андрей Квасов не бросил своего командира, он лег рядом, перекатил его к себе на спину и ползком потащил к канаве. Там, немного передохнув, Квасов взвалил себе на плечи раненого и, чтобы их не увидели немцы, по пересохшей канаве, медленно, еле переставляя ноги, пошел на восток.
В это же время, на их счастье, на передовую ехали на машине военный корреспондент Константин Симонов и несколько командиров. Они видели воздушный бой и поспешили на помощь летчикам» [3, с. 20-21].
Через много лет в романе «Живые и мертвые» Симонов — отступив от документальной точности, насколько того требует правда художественного повествования, — опишет этот эпизод. Андрей Иванович Квасов прочтет книгу, и они встретятся с автором, вспоминая в дружеской беседе этот горький и трудный день.
Итоги боевого дня 30 июня представлены в Оперативной сводке № 07 штаба 3-го авиакорпуса:
«ОПЕРСВОДКА № 07, ШТАБ 3 АК, СМОЛЕНСК, к 22.00 30.6.41 г.
1. Части корпуса в течение 30.6. вели воздушную разведку аэродромов и движения мотомехчастей противника. Повторный вылет произведен для уничтожения танков в районе Орша (так в тексте, возможно ошибочно, 30 июня немецких танков в том районе еще не было).
2. 96 ДБАП с 14.00 до 15.00 произвел 11 самолето-вылетов, из них на свои аэродромы не вернулось 6 самолетов. Бомбометание производилось по мотомехчастям противника в районе юго-западнее Бобруйска и на дорогах Глусск – Бобруйск и Глуша – Бобруйск. Сбито 3 Me-109.
3. 207 ДБАП с 18.00 до 19.00 произвел 8 самолето-вылетов по переправам у р. Березина и танкам противника южнее Бобруйска. На аэродром не вернулось 2 самолета.
4. 212 ДБАП с 15.30 до 16.30 производил бомбардировку мотомехчастей противника юго-западнее Бобруйска и переправ на реке Березина 26 экипажами. Переправы на р. Березина прикрыты сильной ЗА малокалиберной, которая также установлена, со слов экипажей, на восточном берегу. 2 экипажа ввиду сильного противодействия ЗА бомбы не сбросили.
Не вернулись на свой аэродром 9 самолетов, из них 2 экипажа вернулись на свой аэродром. Сбито 5 истребителей Me-109.
Из ранее сбитых экипажей и севших на территории, занятой противником, в полк вернулось 12 экипажей. Два стрелка-радиста убиты.
5. 98 ДБАП с 13.56 до 17.55 произвел 18 самолето-вылетов на бомбометание – одним звеном по танкам в районе Плещеницы (60 км севернее Минска, бомбовый удар по этому району был запланирован командованием ВВС фронта за день до 30 июня) и пятью звеньями по войскам противника на дороге Глусск – Бобруйск и лес юго-западнее Бобруйска. Не вернулось 7 самолетов. Сбито 2 Me-109.
6. 51 ДБАП в 17.55 одним звеном произвел атаку танков противника в районе Глуша (25 км западнее Бобруйска). Все самолеты вернулись на свой аэродром.
7. Погода…» [38].
Как справедливо заметил Марк Солонин, и в этот день на Западном фронте наиболее активно действовал 3-й ДБАК, чему способствовало еще и то обстоятельство, что расстояние от аэродромов Смоленского аэроузла до объекта атаки за одну неделю сократилось в 2 – 3 раза… [20, с. 299].
24 самолета не вернулись 30 июня на свой аэродром. Особенно большие потери понес 212-й дальнебомбардировочный полк – в боях под Бобруйском было сбито 9 самолетов ДБ-3ф. К сожалению, места захоронения большинства погибших летчиков до сих пор неизвестны. В послевоенный период стараниями следопытов удалось установить, что подбитый самолет командира звена 212-го ДБАП И. Белокобыльского упал возле деревни Виленка Кировского района Могилевской области, что северо-восточнее Бобруйска. Погибших летчиков похоронили на деревенском кладбище, а в 1969 году, установив их имена, останки с почестями перенесли в братскую могилу в поселок Боровица Кировского района [https://proliv.livejournal.com/103298.html].
Тяжелые бомбардировщики ТБ-3, вылетавшие обычно на боевые задания ночью, 30 июня тоже были привлечены к бомбардировкам немецких танков и мотопехоты на переправах через Березину в районе Бобруйска. Как и остальные бомбардировщики, они летали без истребительного сопровождения и понесли немалые потери, о чем свидетельствует боевое донесение № 05 штаба 3-го ТБАП:
«БОЕВОЕ ДОНЕСЕНИЕ № 05 1 ИЮЛЯ 1941 ГОДА 6.00
Задача полка: ночными экипажами поэшелонно в течение ночи с 30 июня на 1 июля 1941 года препятствовать переправе танков противника через р. Березину в районе Бобруйска и уничтожить скопление танков и мотопехоты в лесах западнее и южнее Бобруйска.
Произведено 29 кораблевылетов. Взлет в 16.15 – 21.00. Время бомбометания в период 18.20 – 04.00 с высоты 800 – 1050 метров эшелонированным порядком одиночными кораблями и парами. По целям сброшено бомб: ФАБ-250 = 128, ФАБ-50 = 50 штук.
Экипажи наблюдали разрывы бомб на шоссейных дорогах и в лесу юго-западнее Бобруйска. Город Бобруйск горит. Мост через реку Березину севернее Бобруйска взорван, на западной окраине города интенсивное движение людей и транспорта. На западном и восточном берегах реки Березины наблюдалось движение танков мелкими группами по 3 – 5 штук. По маршруту в направлении Рославля – Шайковка в лесах и на опушках замечено мигание световых сигналов.
К 6.00 возвратились с боевого задания на свой аэродром 22 корабля. Один корабль возвратился с маршрута по причине плохих метеоусловий. Из-за недостатка горючего один корабль сел вынужденно на площадке Панино, один корабль в районе Вязьмы и один корабль в районе Сычевка.
Четыре корабля, вылетевшие на выполнение задания днем 30 июня, на свой аэродром не возвратились. Причины выясняются.
Погода: облачность 800 – 1000 метров, местами 300 – 400. Видимость плохая.
Полк готовится к перебазированию на полевую площадку и бомбардировочным действиям в ночь с 1 на 2 июля 1941 года. Всего кораблей 31, из них исправных 19. Дневных экипажей 33, ночных – 23.
Налет полка – 114 часов 22 минуты» (ЦАМО РФ. Ф.3 тбап. Оп.203717. Д.4. Л.5.) [18, с. 112].
Как видно из документа, на боевое задание ушло 29 экипажей, возвратилось на свой аэродром 22, три корабля сели на вынужденную, четыре корабля пропали без вести. Однако судьба пропавших экипажей прояснилась уже на следующий день. Вечером 1 июля штаб авиаполка доносил командиру 52-й авиадивизии:
«1. Из четырех кораблей, не вернувшихся с боевого задания 30 июня 1941 года прибыл в часть заместитель командира эскадрильи старший лейтенант Пожидаев, который официально заявил следующее:
а). Корабль командира корабля Пожидаева произвел взлет с аэродрома Шайковка в 16 часов 18 минут. Задание выполнил. Время бомбометания 18.05 – 18.12. Высота бомбометания 1000 метров.
В районе цели корабль был атакован истребителями противника типа Ме-109 в количестве пятнадцати штук. Корабль сгорел. Командир корабля старший лейтенант Пожидаев выпрыгнул на парашюте, получив ранение в ногу и ожог лица. Остальной состав экипажа погиб.
б). По докладу командира корабля Пожидаева второй ведомый корабль был тоже сбит истребителями. Корабль сгорел. Четыре человека из экипажа выпрыгнули на парашютах. Последствия неизвестны. Остальной состав экипажа погиб.
в). О двух последних кораблях, не вернувшихся с боевого задания, никаких сведений нет.
2. Из трех кораблей, вынужденно севших на площадках в районе Вязьмы по причине плохих метеоусловий и потери ориентировки, один корабль командира корабля Халанского возвратился на свой аэродром, остальные два корабля сидят в пункте Вязьма, ожидая воздух для запуска моторов. Помощь оказывается.
ВЫВОД: на боевое задание по бомбардированию скопления танков в районе Бобруйска в ночь с 30 июня на 1 июля 1941 года вылетало 29 кораблей, возвратились на аэродром Шайковка 23 корабля, сидят на вынужденной в районе Вязьма два корабля, сбиты истребителями противника в районе цели четыре корабля.
На аэродроме Бобруйск предполагается наличие истребителей Ме-109 до 15 – 20 самолетов» (ЦАМО РФ. Ф.3 тбап. Оп.203717. Д.4. Л.6.) [18, с. 113].
Дополняет картину случившегося политическое донесение: «В бою под Бобруйском 30 июня 1941 года на наши корабли, выполнявшие боевое задание, напала группа истребителей 15 единиц. Корабль старшего лейтенанта Пожидаева был атакован и скоро загорелся в воздухе. При этом геройски вели себя пилот Максимов, секретарь комсомольского президиума эскадрильи и бортовой техник Таранов. Максимов был тяжело ранен в левую руку, у него выше локтя была разбита кость. Несмотря на это, Максимов не потерял присутствия духа и помогал тяжело раненному штурману старшему лейтенанту Гаврюку выйти из Ф-1. Бортмеханик Таранов, будучи тяжело раненным, видя, что корабль горит и стал неуправляем, вытащил из Ф-1 штурмана Гаврюка, который был ранен в лицо, открыл ему парашют и выбросил с горящего самолета. Из всего экипажа остались командир корабля Пожидаев, бортмеханик Таранов и пилот Максимов» [18, с. 113].
Немало подвигов в тот день под Бобруйском совершили и другие авиаторы 3-го ТБАП, о чем свидетельствуют наградные листы героев. Например, командир эскадрильи капитан Георгий Васильевич Прыгунов «под ураганным огнем ЗА и атаках 4-х истребителей противника разрушил переправу через р. Березина у г. Бобруйска. Корабль был подожжен истребителем, однако Прыгунов не растерялся, умелым скольжением на горящем корабле вышел в расположение своих войск, посадил горящий самолет и этим спас жизнь всему экипажу. При этом воздушным стрелком экипажа был сбит один вражеский истребитель». Самолет, где штурманом был лейтенант Георгий Никитович Гордеев, на подлете к цели был подбит немецкими зенитчиками. «Сильным огнем ЗА противника был выведен из строя один мотор и пробит бензобак, но несмотря на это тов. Гордеев повел корабль на цель. Задание было выполнено, переправа уничтожена, от сброшенных (штурманом) бомб нашли себе могилу много фашистских захватчиков». И таких примеров героизма и самоотверженности авиаторов можно привести еще много.
1-й ТБАП получил задачу в ночь с 30 июня на 1 июля 1941 года произвести бомбардировку Бобруйского аэродрома, где уже разместились немецкие истребители, и зажечь лес западнее Бобруйска. На бомбардировку аэродрома вылетела 3-я эскадрилья в составе 9 кораблей. Согласно Боевого донесения штаба полка, задание было выполнено. Экипажи наблюдали очаги пожаров на аэродроме. Из 9 кораблей на свой аэродром не вернулся один корабль, - говорится в документе.
4-я эскадрилья 1-го ТБАП получила задачу произвести бомбардировку переправы на реке Березина и зажечь лес на западном берегу Березины в полосе 8-10 километров западнее Бобруйска. На выполнение боевого задания вылетело 8 кораблей. Один экипаж с задания не возвратился. По непроверенным сведениям, самолет сел в районе железнодорожного моста через реку Десна по железной дороге от ст. Фаянсовой до Рославля» [29].
В целом к концу июня потери 1-го и 3-го ТБАП были значительно меньше, чем в любом другом полку 3-го дальнебомбардировочного корпуса (да и всех ВВС Западного фронта в целом), - заметил Марк Солонин: в 1-м из 41 корабля в строю осталось 36, в 3-м из 52 остался 41 [42].
С южного направления действия 3-го авиакорпуса в районе Бобруйска 30 июня 1941 года поддерживали авиаполки 2-го корпуса, главным образом части 35-й авиадивизии.
100-й ДБАП 35-й АД получил задачу бомбардировать аэродромы и мотомеханизированные войска в районе Бобруйск-Паричи. На выполнение задания вылетело 27 экипажей. Из них не вернулись на свой аэродром 5 экипажей: заместителя командира эскадрильи капитана Александра Короткова, младшего лейтенанта Николая Калинина, командира звена младшего лейтенанта Николая Бурлаченко, младшего лейтенанта Владимира Гореликова, сержанта Николая Карпова.
Как позже стало известно из доклада капитана Шемарина (Оперативная сводка № 17 штаба 35 ад от 4.07.1941 г.), звено Калинина наносило бомбовые удары по самолетам противника на аэродроме Бобруйск. Над целью звено было обстреляно зенитной артиллерий. В результате зенитного огня самолет младшего лейтенанта Калинина был подбит, экипаж погиб.
Звено капитана Короткова производило бомбардирование мотомехвойск в районе Бобруйска южнее железнодорожного моста. Летчики прорывались к цели через завесу зенитного огня. Жертвой немецких зенитчиков стали экипажи Короткова и Карпова [60, л. 9].
Самолет Николая Бурлаченко в десяти километрах от Бобруйска атаковали два немецких истребителя Ме-109. В неравном воздушном бою бомбардировщик был подбит. Летчик сумел посадить горящий самолет на аэродроме Ст. Быхов, но от удара о землю самолет загорелся, младший лейтенант Бурлаченко погиб, штурман лейтенант Лесовой и стрелок-радист сержант Малышев получили ранения, но остались живы [60, л. 34.].
С аэродрома Озерская на бомбардировки немецких танков на переправах через Березину в район Бобруйска вылетел 21 дальний бомбардировщик 219-го ДБАП. Однако задание выполнили только 16 экипажей. Один экипаж вынужденно вернулся на свой аэродром, четыре экипажа не вернулись с боевого задания. В числе не возвратившихся были экипажи старшего лейтенанта Василия Мозгового, младшего лейтенанта Николая Лашевского, лейтенанта Стребкова и младшего лейтенанта Николая Ведякина.
Согласно оперсводке № 10 штаба 219-го ДБАП от 6.07.1941 года, пара Мозговой-Лашевский 30 июня в 14.20 с высоты 500 метров бомбардировала скопление танков на шоссе западнее Бобруйска [58, л. 49] При отходе от цели самолет старшего лейтенанта Мозгового был сбит зенитной артиллерией. Удалось спастись только штурману старшему лейтенанту Петрову, который выбросился из горящего самолета на парашюте и 4 июля вернулся в часть. Летчик Василий Мозговой, стрелки сержанты Игорь Ерунков и Прусов погибли. Они были похоронены в д. Телуша. [58, л. 73]. Летчик Мозговой впоследствии перезахоронен в брат могиле в д. Ковали Бобруйского района Могилевской области. Возможно, в этой братской могиле покоятся и стрелки экипажа, но их имена не увековечены.
Из экипажа лейтенанта Стребкова спаслись летнаб лейтенант Лахтин и воздушный стрелок младший сержант Залелов. 5 июля они прибыли в часть поездом. Согласно их докладу, 30.6.41 г. экипаж Стребкова летал в паре с экипажем командира группы капитана Лукина. В 14.30 с высоты 600 метров двумя заходами их группа бомбардировала скопление танков на шоссе в пяти километрах западнее Бобруйска. Задачу выполнили. При втором заходе на цель экипаж Стребкова был атакован тремя истребителями противника. Один истребитель огнем стрелков младших сержантов Маншина и Залелова был подожжен и пошел круто вниз. Однако и сержант Маншин был убит в этом бою. Летчик Стребков, штурман Лахтин и стрелок Залелов покинули горящий самолет на парашютах, но при спуске лейтенант Стребков был убит. Лейтенант Лахтин и младший сержант Залелов благополучно приземлились в районе Кличева. Убитые были похоронены в г. Кличев. [58, л. 49]. Сохранились ли их могилы, неизвестно.
14 июля прибыл в часть штурман экипажа младшего лейтенанта Ведякина лейтенант Ящук. Он доложил, что задача – бомбардировать скопление танков противника 10 км южнее Бобруйска – выполнена. При уходе от цели экипаж был атакован звеном Ме-109 и обстрелян огнем зенитной артиллерии. Самолет получил повреждения, летчик Ведякин ранен и, вероятно, погиб. Сам он, лейтенант Ящук, выбросился из самолета на парашюте, об остальных членах экипажа сведений не имеет [60, л. 13].
223-й ДБАП 35-й АД произвел 3 самолетовылета. Согласно Оперативной сводке № 9 штаба полка, составленной к 16 часам 30 июня, экипажи в 12.25 произвели бомбардирование танковой колонны противника на дороге Бобруйск-Слуцк. На вражескую технику было сброшено 10 штук ФАБ-100. При выполнении задачи западнее Бобруйска краснозвездные самолеты были обстреляны интенсивным огнем зенитной артиллерии. После выполнения боевого задания покалеченный бомбардировщик лейтенанта Жданова в 14.00 произвел посадку на аэродроме Карачев. Внутри самолета подбежавшие техники обнаружили обессиленного летчика, убитого стрелка-радиста старшего сержанта А.П. Неумывакина и раненых стрелка-радиста Гурьянова и штурмана лейтенанта Коротуна (ранение в обе ноги). Об остальных экипажах известий не было [ЦАМО РФ. Ф.223 ДБАП. Оп.761268. Д.8. Л.17].
Пропали без вести экипажи командира эскадрильи старшего лейтенанта Михаила Соколова и лейтенанта Константина Дмитриева. Из экипажа Соколова удалось спастись двоим: стрелку-бомбардиру лейтенанту Андрею Мусейко и воздушному стрелку младшему сержанту Ивану Нежельскому (возвратились в часть 3.07.1941 г.). Благодаря им, удалось узнать судьбу пропавшего экипажа Соколова. Вот как говорят об этом документы 223-го ДБАП.
Из политдонесения № 0332 от 4.07.41 г.: «4. Вчера приехали поездом из Гомеля штурман лейтенант Мусейко и люковой воздушный стрелок мл. сержант Нежельский, первый с сильными ожогами лица, а второй ранен в руку, … входили в состав экипажа ст. лейтенанта Соколова, вылетевшего 30.6.41 г. бомбить диверсионную колонну танков противника в районе Бобруйск-Паричи.
… из опроса Нежельского установлено, что самолет произвел бомбометание по цели, отходя был обстрелян сильным огнем ЗА противника, а также атакован 2 истребителями противника. … загоревшийся самолет приземлился вблизи станции Ясень к северо-западу от Бобруйска.
Лейтенант Мусейко, стрелок-радист мл. сержант Баранов и воздушный стрелок Нежельский были подобраны колхозниками, которые тяжело раненого Баранова доставили в госпиталь Ясень, а Мусейко и Нежельского ночью переправили через реку Березина, откуда они добрались до шоссе и проходящая автомашина довезла (их) до Гомеля. Из рассказа Нежельского вытекает, что район, где они были, занят противником. Самолет сгорел. Судьба лейтенанта Соколова неизвестна» [50, л. 256].
И только после войны удалось установить, что лейтенант Соколов и младший сержант Александр Баранов погибли, оба похоронены в братской могиле в деревне Ясень Бобруйского района. За мужество и героизм в бою Баранов был представлен командованием полка к правительственной награде, но награды не удостоился.
Героически действовал и младший сержант Иван Максимович Нежельский. Во время воздушного боя он яростно отбивался от двух истребителей противника, а когда подбитый самолет приземлился, сам будучи раненый, помог выбраться из горящего самолета штурману лейтенанту Мусейко и его почти слепого с сильными ожогами лица и рук вывел с территории противника. Подвиг сержанта Нежельского тоже оказался незамеченным.
Несмотря на героизм и самопожертвование советских летчиков одними бомбардировочными и штурмовыми ударами по фашистским танкам и мотопехоте остановить движение войск противника было невозможно. Во время коротких перерывов между налетами авиации немцам удавалось восстанавливать разрушенные переправы и продолжать переброску войск через Березину. Авиаторы, сколько могли, задерживали продвижение врага и тем самым способствовали выдвижению резервов из глубины страны.
1 июля танковая группа Гудериана захватила мосты через Березину у Бобруйска и Свислочи, а южнее Бобруйска стала двигаться уже к Днепру.
3 июля на правом фланге Западного фронта противник вышел на реку Западная Двина у города Дисна, на бобруйском направлении – достиг реки Друть на участке Озераны-Рогачев и вышел к реке Днепр на участке Тощица-Ново-Серебрянка.
Немецкие солдаты у сбитого самолета ТБ-3. 1941 год
«К 3 июля в нашей эскадрилье осталось два экипажа из десяти, - вспоминал летчик 212-го ДБАП Николай Богданов. - В тот день мне и Якову Михееву было приказано нанести удар по колоннам танкового соединения противника, прорвавшегося от Бобруйска на Рогачев. Начальник штаба полка майор Богданов прямо сказал нам, что только от нас зависит, прорвутся или не прорвутся немецкие танки сегодня к Днепру. Если они прорвутся, то захватят на его правом берегу плацдарм. Наши войска еще не успели организовать там оборону. В заключение Богданов пообещал нам, что в районе цели нас прикроют истребители.
В мой экипаж входили штурман младший лейтенант Борис Хомчановский (к слову сказать, уроженец Беларуси), стрелок-радист младший сержант Александр Журавский и техник младший воентехник Вадим Григорьев, который летал как стрелок у им же установленного хвостового пулемета.
Молодой, черноглазый, с густой копной черных волос, среднего роста, Григорьев был подвижен и энергичен. Самолет и двигатели он знал отлично и исключительно добросовестно готовил их к полету. За все время пашей службы с ним ни одного отказа матчасти в полете у нас не случалось. Когда нам разрешили установить пулемет в хвостовой части, он первым в полку сделал это и никому не уступил чести летать стрелком на своей машине. Он сделал уже три боевых вылета.
Отличным стрелком-радистом был Журавский. Немногословный, скромный, он обладал исключительной физической силой, спокойно поднимал стокилограммовую бомбу. В боевых вылетах проявлял хладнокровие и спокойствие, был бдителен, хорошо разбирался в воздушной обстановке. На такого бойца можно было положиться, и он не раз доказал это в бою.
Самым юным в экипаже был наш штурман Хомчановский. Перед самой войной он окончил авиационное училище. Стройный, кареглазый, застенчивый, он часто писал единственному близкому человеку — своей матери и по многу раз перечитывал ее ответы. Во время боевых вылетов вел себя очень спокойно, а когда самолет находился на боевом курсе и он производил прицеливание, ничто не могло отвлечь его. Бомбил он метко. После доклада о результатах бомбежки он закрывал бомболюки, садился за свой пулемет и бдительно следил за воздушной обстановкой. Мне не приходилось видеть, чтобы Хомчановский вздрогнул, когда осколки от рвавшихся вблизи снарядов стучали по фюзеляжу.
В этот день ему исполнилось двадцать лет. Мы сделали вместе семь боевых вылетов, и я успел сильно привязаться к нему...
Помимо сообщения начальника штаба об особой важности поставленного нам задания, мы находились под сильным впечатлением от речи И. В. Сталина, произнесенной им в тот день по радио. Все мы глубоко сознавали огромную опасность, нависшую над нашей Родиной.
Уже после войны, не помню где, я прочел, что никто из рядовых участников битвы не представлял себе лучше летчиков грандиозность и размах военных событий. Это верно. Нам, бомбардировщикам дальнего действия, приходилось в течение одного дня наносить удары по целям, удаленным друг от друга на тысячи километров. Все события начавшейся войны в нашем сознании объединялись в одно целое — чудовищный огненный смерч, катящийся с запада на восток нашей страны и оставляющий за собой сожженные, дымящиеся города, огромные черные пятна сгоревших хлебных полей... Мы были готовы не щадя жизни выполнить любое задание — лишь бы остановить ненавистного врага.
...Говорят, есть предчувствие беды. Никаких предчувствий у нас тогда не было. Мы верили, что, выполнив задание, благополучно вернемся домой. Настроение было хорошим: утром у самолета мы поздравили Хомчановского с днем рождения, преподнесли ему наши скромные подарки. Накануне он получил поздравительную телеграмму от родителей, счастье светилось в его глазах.
Поскольку силы у нас были небольшие — всего два самолета, мы с Михеевым решили, что нужно как можно дольше оставаться над целью и точнее поражать ее и для этого при каждом заходе на цель сбрасывать только по одной бомбе. Бомбометание решено было начать с головы колонны, чтобы создать пробки на шоссе и бить врага наверняка. После взлета Михеев пристроился ко мне справа. В плотном строю пары мы неожиданно появились над танковой колонной, которая находилась в десяти километрах от Рогачева.
Под небольшим углом к шоссе с высоты 1200 метров мы сбросили первые две бомбы по голове колонны. Молодчина Хомчановский! Бомбы точно поразили цель. В дымчатом небе нет ни наших, ни вражеских истребителей. Только рыжие шапки разрывов зенитных снарядов усеяли все небо. Выполняем противозенитный маневр и не спеша, как на полигоне, снова заходим на цель. Журавский хвалит штурмана за меткие удары. И когда совершаем очередной заход, то хорошо видим горящие танки, которые используем как ориентиры.
Так проходят тридцать минут боя. Мы уже считали, что этот бой выигран нами и боевая задача решена: горящие танки и автомашины плотно забили шоссе, — когда сверху на нас ринулись две пары Ме-109. С боевого курса не свернешь, я продолжаю выдерживать машину строго по прямой, успеваю заметить напряженную позу Хомчановского у прицела. Самолет трясется от длинных пулеметных очередей, Журавский непрерывно докладывает обстановку. Первая атака «мессеров» отбита. Последние бомбы сброшены, нужно уходить.
ДБ-3ф летит на боевое задание. Снимок 1942 года
Как бы понимая мои мысли, Михеев буквально прижал свою машину к моей. «Мессеры», разделившись на две группы, с разных направлений атакуют нас. Мы маневрируем, прикрывая огнем друг друга. Один из «мессеров» нарвался на огненные трассы Григорьева и Журавского, вспыхнул и начал падать. Но в следующей атаке «мессершмитты» зажгли самолет Якова Михеева, он в пологом пикировании пошел вниз. Мы остались одни против трех Ме-109. Я беспрерывно маневрировал, стараясь ставить машину в положение, удобное стрелкам...
Наши пулеметы замолкли. Убиты Журавский и Григорьев. Поняв, что отпора им не будет, немцы, подойдя вплотную, в упор стали расстреливать нас. Свинцовый ливень обрушился на нашу машину. Убит Хомчановский, мне видно, как его безжизненное тело обмякло, повисло на привязных ремнях. Разбита вся приборная доска, фонарь моей кабины изрешечен, душит резкий запах серы от зажигательных пуль и снарядов.
Но самолет живет... Один из немцев вплотную пристраивается к моей машине справа и кулаком грозит мне, вижу его злорадное смеющееся лицо. От гнева и бессилия в глазах потемнело, я резко накренил самолет и бросил его на врага. Но тот спикировал под меня, зашел в хвост и с минимальной дистанции длинной очередью разрядил пушку и пулеметы в совершенно беззащитный самолет.
Самолет вспыхнул, языки пламени струйками потекли в кабину, а через мгновение, непослушный и уже неуправляемый, он перевернулся и стал падать.
...После резкого толчка при раскрытии парашюта ощутил жгучую боль в правой ноге и тогда понял, что ранен. «Мессеры» поочередно проносились надо мной, стреляя из пулеметов. К моему счастью, над танковой колонной появилась пара грозных Ил-2, «мессеры» бросили меня и ринулись в атаку на них.
На пробитом во многих местах парашюте я падал быстро и, не успев как следует приготовиться к приземлению, сильно ударился о землю. Превозмогая боль в ноге, я собрал парашют, спрятал его в кустарнике, а сам уполз в приднепровские плавни.
Немцы не искали меня. Может, они были уверены в моей гибели, а скорее всего, после появления «илов» им было не до того.
Но, как выяснилось, не одни немцы были очевидцами этого воздушного боя.
— Дяденька летчик, — услышал я, — дяденька летчик! Где вы? Мы — пионеры, пришли помочь вам. Дяденька летчик!..
И с помощью стайки этих чудесных ребят я добрался до окраины Рогачева, где одна из рабочих семей приютила и укрыла меня. Там меня накормили и напоили, перевязали рану и оставили ночевать. (К сожалению, я не помню имен этих мальчишек и людей, укрывших меня...)
За ночь немецкие танковые подразделения достигли города Рогачева и заняли его, но форсировать Днепр не смогли. С рассветом, переодевшись в гражданское платье, в сопровождении четырнадцатилетнего сына рабочего, в семье которого ночевал, я выбрался из города и вышел к Днепру. На западном берегу мы нашли оставленную кем-то лодку, сбили замок с цепи и поплыли к восточному берегу. На середине реки услышали гул мотора, а затем увидели пикирующий на нас «мессер». Обстреляв нас, фашист боевым разворотом ушел на запад. К нашему счастью, ни одна пуля не попала в лодку, и мы благополучно добрались до берега.
Распрощавшись со своим юным проводником, опираясь на самодельный костыль и палку, я заковылял на восток. … Через два дня, после долгих мытарств на забитых беженцами дорогах, я добрался до Смоленска» [3, с. 21-25].
42-я и 52-я дальнебомбардировочные дивизии также получили задачу 3 июля бомбардировать немецкие танки, рвущиеся к Рогачеву. 96-й ДБАП 42-й АД лишился в этот день двух самолетов. Экипаж командира звена старшего лейтенанта Виктора Ржанова в районе Пропойска (Славгорода) вступил в воздушный бой с немецкими истребителями и был подбит. Однако летчику удалось посадить горящую машину на своей территории. И хотя самолет угодил прямо в болото, большинство членов экипажа спаслись и благополучно добрались до своего аэродрома. Не вернулся лишь стрелок старшина Филипп Уваров, который был убит в воздухе. Товарищи похоронили его рядом с самолетом.
О судьбе второго экипажа (пилот младший лейтенант Сергей Галкин, штурман лейтенант Николай Лимарь, стрелки ефрейтор Михаил Пшеничников и младший сержант Василий Шестаков) известий нет.
98-й ДБАП потерял 3 июля четыре дальних бомбардировщика. Предположительно, были сбиты в воздушных боях западнее Рогачева. К сожалению, сохранившиеся документы 98-го авиаполка не позволяют установить полный состав экипажей. Известно лишь, что экипажи помощника командира эскадрильи капитана Леонтьева, младшего лейтенанта Ковалева не вернулись с боевого задания. Однако летчики Георгий Леонтьев и Дмитрий Ковалев остались живы. Сумел спастись и штурман экипажа лейтенант Александр Корышев. Все они продолжили сражаться с фашистами, но уже в других авиаполках. Пропали без вести флагштурман эскадрильи капитан Удовенко, штурман звена лейтенант Семен Тарасов, летчик-наблюдатель лейтенант Маркар Аванисьян и младший воентехник Борис Околибаба.
Экипажи 3-го ТБАП 1 июля на боевое задание не ходили. А поздно вечером 2 июля командованию авиаполка поступило боевое распоряжение: подготовить 15 кораблей для бомбардирования мотомехчастей противника на дороге в районе Смолевичи, Борисов, Плешеницы. Времени для подготовки к вылету было мало, в связи с этим командир авиаполка выпустил на задание только три корабля. Взлетели они во второй половине ночи, а вернулись утром, когда солнце уже выкатилось из-за горизонта. Задание выполнили два экипажа, третий по причине плохих метеоусловий в районе Монастырщины вынужден был возвратиться (ЦАМО РФ. Ф.35. Оп.11285. Д.173. Л.90.) [18, с. 123].
Последний корабль сел в Шайковке в 6 часов утра, - пишет А. Сергиенко. Как раз в это время по радио началась трансляция выступления председателя ГКО И. В. Сталина. Его речь, затаив дыхание, слушал весь личный состав. Через два часа после завтрака состоялся митинг. Пришли на него люди с глубоким убеждением, что начавшаяся война будет трудной и долгой. Оно было навеяно выступлением И. В. Сталина. После обеда 21 экипаж сел за подготовку к очередному вылету. Им предстояло в ночь на 4 июля нанести удар по немецким мотомехчастям на участке шоссе от реки Добосна до Бобруйска.
Задание выполнили только 12 экипажей. Зато этот вылет запомнился тем, что впервые экипажи отвезли самое большое количество ФАБ-500 – 31 бомбу, и впервые разбросали над оккупированной территорией четыре тюка свежих газет.
Четыре экипажа потеряли ориентировку, на цель не вышли и вернулись на свой аэродром. На трех самолетах произошли различные технические отказы и зависание бомб. Один из них вынужден был сбросить аварийно две ФАБ-500 и две ФАБ-250 на лесной массив в районе Фаянсовой. Все три корабля тоже произвели благополучную посадку в Шайковке. Еще два экипажа на свою базу не вернулось. Через несколько часов после отправки боевого донесения, стало ясно, что один из них из-за нехватки горючего произвел вынужденную посадку. Никто из членов экипажа не пострадал. Второй экипаж потерпел катастрофу под Можайском, во время которой погибло шесть авиаторов. Вот их имена: командир корабля лейтенант Павел Захарович Калашник, штурман отряда лейтенант Александр Романович Воробьев, старший бомбардир сержант Николай Григорьевич Свистунов, воздушный стрелок ефрейтор Алексей Феофанович Кадыгров (Кафогерев), воздушный стрелок младший сержант Дмитрий Иванович Герасимов, техник бортовой военный техник 2-го ранга Николай Андреевич Барков. Причины катастрофы не установлены [18, с. 123-124].
В ночь на 5 июля к вылету на задание подготовилось 14 экипажей. Взревев моторами, ТБ-3 один за другим поднялись в воздух и взяли курс на запад. Им, как и в прежние ночи, предстояло действовать по скоплению танков противника, на этот раз в лесу южнее Лепеля и на дорогах Борисов – Лепель. Если судить по результатам боевого вылета, то он оказался самым эффективным, считает исследователь истории 3-го ТБАП А.М. Сергиенко. В арсенале отвезенных и сброшенных на врага бомб были фугасные, осколочные, зажигательные и даже РРАБы (ротативно-рассеивающие авиабомбы). Среди фугасных преобладали крупные – штурманы сбросили 25 ФАБ-500. По докладам экипажей, бомбы рвались в районе скопления войск и техники на дорогах между пунктами Пышно, Докшицы, Бегомль, Борисов, Лепель. Лесной массив южнее Лепеля был объят пожарами. [18, с. 124].
А если судить по понесенным потерям, то очередной боевой вылет радости командованию полка не принес. Во-первых, один ТБ-3 в районе Любавичи (40 км северо-восточнее Орши, РФ) был обстрелян своими средствами ПВО. Пять человек получили ранения в ноги. Немало оказалось на корабле и пробоин. Однако жизненно важные органы самолета не пострадали, и экипаж произвел благополучную посадку на своем аэродроме. Во-вторых, из 14 ушедших на задание экипажей в положенное время в Шайковку не вернулись два. На обратном маршруте на одном корабле отказали два левых мотора, и летчики посадили машину в районе Юхнова.
Галина Анискевич
Продолжение следует.
Боевые действия дальней авиации в июне-июле 1941 года на Западном фронте. Часть 4.
| 
