(На фото слева: выпускник 3-й авиашколы ГВФ Александр Мамкин, 1939 г., фото из его личного дела, таким из газеты «Красная Звезда» в 1965 г. его узнала вся страна.)

К сожалению, за этот подвиг Александр Петрович Мамкин и до сего дня ничем не награжден. Ничем, кроме восхищения и признательности летчиков–фронтовиков, благодарной памяти людей и искренней любви спасенных им детишек.

Несмотря на то что в наших энциклопедиях места ему, увы, не нашлось, летчик Мамкин в Беларуси не забыт.

 

Король ночного неба Р-5
 

Собирались не ради парадов, громыхания оркестров и торжественных митингов. Встречались, чтобы просто пообщаться, помянуть ушедших из жизни (время, увы, неумолимо...) и поведать нам, своим наследникам, правду о войне. А она, увы, была зачастую совсем не такой, как на киноэкранах и в «причесанных» главпуровскими литсотрудниками мемуарах. Страшнее, жертвеннее и... героичнее!

 

Наградной лист на гв. лейтенанта А.Мамкина к ордену Красного Знамени от 8.04 1944 г.

Не обходилось и без традиционных горячих дискуссий о том, кто внес больший вклад в победу, — летчики–истребители, бомбардировщики, штурмовики, «ночники» или «дальники»... А кто из удостоенных высших наград Родины самый, что ни на есть самый Герой из Героев? В 1–й гвардейской было из кого выбирать: 7 (!) дважды Героев Советского Союза, 72 (!) Героя и еще 23 полных кавалера ордена Славы! Во время одного из таких памятных вечерних «заседаний» подал свой весомый голос Герой Советского Союза гомельчанин Владимир Гамзин: «Знаете, братцы, а я считаю, что настоящим героем войны был Саша Мамкин. Уже сколько лет прошло, но продолжаю спрашивать себя: а я бы смог так же, как он?» После его слов — мертвая тишина, а затем зазвенели Золотые Звезды, ордена, медали... Безоговорочно поддерживая слова Владимира Васильевича, все встали. Я смотрел в глаза Героям Советского Союза Ивана Пстыго, Дмитрия Каприна, Александра Васильчука, Сергея Апраксина, Андрея Коломойца, Николая Малахова, Федора Тюленева... И видел в них один и тот же вопрос: а я бы смог?

К сожалению, мне тогда ничего не было известно об Александре Мамкине. Он не был летчиком–штурмовиком и никогда не служил в нашей дивизии. Но о нем и его подвиге знали все летчики–фронтовики. Эта фамилия по праву стала в один ряд с Маресьевым, Талалихиным, Гастелло... Самый уважаемый среди летчиков, поэт номер один в авиации Феликс Чуев, увековечил его в своих стихах: «На фанере падали на танки, из лесу бросались на врагов, и сгорали вы, как летчик Мамкин и как партизан Серебряков».

В годы войны в 1–й гвардейской дивизии воевало немало летчиков, перешедших в штурмовую авиацию из ночной легкобомбардировочной, пересевших из кабин фанерных У–2 и Р–5 в бронированный Ил–2. Среди них — Владимир Гамзин, за плечами которого 360 ночных боевых вылетов на «кукурузнике» У–2. Летал и на Р–5, на котором воевал Александр Мамкин, поэтому почем фунт фронтового лиха на этой деревянной «этажерке», он знал не понаслышке. Он–то и «познакомил» меня с Мамкиным, с его рассказа и начался мой долгий путь к легендарному летчику.

Разгром советской боевой авиации в первые дни войны заставил вспомнить о самолетах, которые считались устаревшими и совершенно непригодными к использованию на фронте, — тихоходных деревянно–полотняных У–2 и Р–5. Их собирали по всей стране, из аэроклубов и подразделений гражданской авиации, учебных авиаполков и авиашкол. Из них сформировали 116 «фанерных» бомбардировочных полков! Против этой, как казалось, безумной авантюры, предрекая огромные и неоправданные потери, выступили многие авиационные специалисты. В том числе и главный конструктор этих самолетов Николай Поликарпов! При полетах днем действительно У–2 и Р–5 были совершенно беззащитны и становились легкой добычей немецких истребителей и зенитчиков. Но как только «кукурузники» начали действовать ночью, они, посрамив скептиков, превратились в одни из самых грозных и эффективных советских самолетов времен войны. Немцы отказывались этому верить: хозяевами ночного неба стали русские «этажерки» — «рус–фанер»! Они буквально ходили у них по головам и лишали в лучшем случае — сна и отдыха, в худшем — жизни. Скорость снижения «кукурузника» с выключенным двигателем на планировании всего 1 — 2 метра в секунду (у парашютиста — 5 м/с!), что позволяло нашим пилотам бесшумно подкрасться к ничего не подозревающим фрицам и положить гостинец в виде бомбы прямо в окошко! Получи и... распишись. Если успеешь... В наши дни подобный трюк может повторить только умная крылатая ракета типа «Томагавк».

 

Памятник погибшим в годы войны авиаторам ГВФ во Внуково, под Москвой.

Гитлеровцы несли огромные потери и ничего не смогли противопоставить нашим «ночникам» до самого конца войны. Не помогли ни отряды ночных истребителей–перехватчиков, ни специальные денежные премии за каждую сбитую «швейную машинку», ни обещанный Гитлером «железный крест». Более того, восхищенные эффективностью действий нашего «москитного флота», немцы стали создавать подобные авиачасти у себя, вооружив их легкими бипланами, включая и наши трофейные. Скажу больше: ночное небо поверженного Берлина не стало конечной точкой в боевой биографии «кукурузника». Его боевые удары испытали на себе и... американцы во время войны в Корее в 1951 — 1953 годах!

Особая сторона в биографии фанерных королей ночного неба — это выполнение транспортных задач: доставка боеприпасов, медикаментов, эвакуация раненых, высадка диверсионных групп в тылу противника. И, конечно же, помощь партизанам. Сегодня можно прямо сказать, что без эффективного воздушного моста с «большой землей» партизанское движение не имело бы такого большого размаха и результативности.

Полет за линию фронта, посадка ночью в тылу врага на плохо оборудованные, ограниченного размера площадки, а зачастую просто поляны или лесные просеки, требовали от летчиков филигранного мастерства и крепости духа...

Эти маршруты, маршруты мужества, доверяли лучшим из лучших, истинным асам–«ночникам». Таковыми по праву считались летчики гражданского воздушного флота, которых приказом Наркомата обороны № 0047 от 9 июля 1941 года призвали в ряды Красной Армии. Как рассказывал мне Владимир Гамзин, которому посчастливилось бок о бок воевать с «пиджаками» (так острые на слова военные летчики звали пилотов ГВФ) на Калининском фронте, отношение к ним поначалу было иронично–скептическим. Но когда увидели их в деле! Восторг! Уровень их летной подготовки был на несколько ступеней выше, чем у военных. И неудивительно — за плечами у аэрофлотовцев было по нескольку тысяч часов налета в самых сложных метеоусловиях. Непревзойденными мастерами они были и в «слепых» полетах — по приборам, вне видимости земли. Большинство военных летчиков по причине недоученности шарахались от облаков и тумана как черт от ладана. Не случайно, что потери среди летчиков ГВФ были значительно меньше и им поручались наиболее сложные задания.

В 1941 году из авиаторов гражданского флота создавались особые авиагруппы, на базе которых в 1942 году сформировали отдельные авиаполки ГВФ. В августе 1942 года пилоту гражданского воздушного флота Александру Мамкину присвоили звание младшего лейтенанта и направили в 10–ю особую авиагруппу, которая вскоре станет основой легендарного 2–го отдельного полка ГВФ. По заведенной традиции, представляясь коллективу, Александр Петрович кратко рассказал о себе: «Родился 28 августа 1916 года на хуторе Крестьянский Воронежской области, после окончания школы работал в колхозе, в 1934 году поступил в Орловский финансовый техникум, с 3–го курса по путевке комсомола в марте 1936–го направлен в 3–ю авиашколу ГВФ в город Балашов, пилот 3–го класса, перевозил грузы и пассажиров на самолетах У–2 и ПР–5 в Таджикском и Узбекском управлениях ГВФ, холост». Прославленный летчик, командир авиагруппы капитан Евгений Клуссон добавил: «Имеет 1.700 часов налета в сложнейших условиях горной и пустынной местности, отличник, в партию принят еще курсантом — в авиашколе. Место Александру в нашей лучшей, 1–й транспортно–бомбардировочной эскадрилье, на хорошо знакомом ему Р–5».

Надо сказать, что Р–5 незаслуженно оказались в тени своего собрата по небу У–2, хотя их вклад в Победу не менее весом. И по скорости, и по дальности, и особенно по грузоподъемности они значительно превосходили У–2. Все дело в том, что Р–5 очень похож на своего «коллегу» и отличался от него размерами (был больше), конструкцией крыльев (У–2 был бипланом, а Р–5 — полуторапланом: нижнее крыло на 3,5 метра короче верхнего) и двигателем (у У–2 — воздушного охлаждения в 100 лошадиных сил, у Р–5 — водяного, имевший в 5 раз большую мощность). В остальном все одинаково: деревянная конструкция из сосны, фанеры, полотна, скрепленная клеем, гвоздями, шурупами. Сталь и дюраль использовались только в узлах крепления, мотораме, капотах мотора, бензобаках и шасси. Знаменитое выражение — «наломали дров» пошла именно из «кукурузной» авиации. Главный недостаток обоих самолетов — пули и осколки легко прошивали их насквозь, делая летчика совершенно беззащитным.

Р–5 прославился на весь мир в 1934 году, во время эвакуации экипажа и пассажиров парохода «Челюскин», затонувшего в Арктике. Большинство из терпящих бедствие и потерявших всякую надежду на спасение людей советские летчики, кстати, ставшие первыми Героями Советского Союза, вывезли на материк именно на этом самолете. Тогда же впервые использовали для этого и подвесные контейнеры под крыльями. Этот опыт оказался очень кстати в годы войны. 

Александру Мамкину в гражданском флоте довелось летать на ПР–5, модификации самолета Р–5 приспособленной для перевозки 4 пассажиров, багажа и почты, для чего в его фюзеляже были сделаны специальная кабина и грузовые люки. На фронте его ждал легкий бомбардировщик Р–5. 2–й отдельный полк ГВФ был придан 3–й воздушной армии и, действуя в интересах Калининского и 1–го Прибалтийского фронтов, выполнял на У–2 и Р–5 бомбардировочные, транспортные, санитарные и связные задачи. Первые 34 боевых вылета Мамкин совершил на ночное бомбометание позиций врага. В декабре 1942 года его 1–я транспортно–бомбардировочная эскадрилья получила особую задачу: полеты в глубокий немецкий тыл — к партизанам. Это были воистину маршруты мужества, потребовавшие от Александра и его товарищей не только высочайшего летного мастерства, но и особых морально–психологических качеств. Летать приходилось буквально на ощупь, так как найти партизан без радиосвязи с ними было очень непросто. Выбрать посадочную площадку с воздуха ночью — что может быть труднее? Зимой им было чуть легче — летали на лыжах и основными «аэродромами» стали покрытые льдом озера. 

 

Погрузка раненого в самолет У-2.

Наиболее ответственные задачи поручались летчикам, летавшим на Р–5, имевшим большие дальность и грузоподъемность. С самолета Мамкина сняли пулемет, сделали грузовую кабину и люки по образцу гражданского ПР–5, а под крылья подвесили два сигарообразных контейнера — для перевозки раненых. Для того чтобы увеличить вместимость и грузоподъемность, отказались от второго члена экипажа — штурмана–бомбардира. Чрезвычайно опасные ночные рейды за линию фронта, по тылам противника, Александр Мамкин совершал в одиночестве. Наградой за смертельный риск были доставленные партизанами тонны боеприпасов, медикаментов и сотни вывезенных на «большую землю» раненых партизан. По 6, а то и 8 человек за рейс! Когда конструктору самолета Поликарпову рассказали об этом, он просто не поверил: такого не может быть! Может. Мамкин доказал это на практике. Без воздушных извозчиков, без помощи «крылатых партизан», белорусские «лесные войска» достойно противостоять гитлеровцам не смогли бы. А зачастую это был для них просто вопрос жизни и смерти. Только один пример. Карателям удалось окружить в Сенненском районе партизанскую бригаду Василия Леонова. Иссякли патроны, фашисты уже предвкушали победную, трагическую для партизан развязку. Все карты палачам спутали два ночных рейса Р–5, доставившего 43 тысячи патронов! Леоновцы не скупясь, от души «накормили» карателей свинцом и, прорвав кольцо блокады, ушли от неминуемой гибели.

Основными «клиентами» 1–й партизанской эскадрильи 105–го гвардейского полка с 1943 года стали народные мстители из знаменитой партизанской республики — Полоцко–Лепельской партизанской зоны. К декабрю здесь, на территории 3,2 тыс. кв. км, контролируемой 16 партизанскими бригадами, в 1.220 населенных пунктах проживали более 73 тыс. мирных жителей, была полностью восстановлена советская власть, действовали 7 райкомов партии, издавались 6 районных и 2 многотиражные газеты! Только с декабря 1943 года по апрель 1944 года крылатые партизаны 1–й эскадрильи совершили сюда 517 боевых вылетов с посадкой на площадки у Новой Белицы, Новоселья, Ковалевщины. Летчики, налетав на самолетах У–2 и Р–5 1.070 часов, доставили 79.700 кг боеприпасов, 2.550 кг медикаментов, 369 военнослужащих. Вывезли на свою территорию 849 раненых партизан. Несмотря на обстрелы с земли и атаки немецких истребителей–«ночников», потерь ни в личном составе, ни в самолетах эскадрилья не понесла.

В одном из полетов немецкому асу все же удалось перехватить Р–5 Александра Мамкина. Умело маневрируя, наш летчик не дал себя сбить, но одна из пулеметных очередей перебила маслопровод. Мамкин все же дотянул до партизанского аэродрома у деревни Новая Белица в 15 км от Сенно и произвел успешную посадку. Немец, взбешенный неудачей, вернулся на свой аэродром, пополнил израсходованный боекомплект и, ослепленный ненавистью и желанием добить упрямого русского, добить хотя бы на земле, вновь прилетел к Новой Белице. Но нарвался на меткий выстрел из противотанкового ружья и был сбит. Мамкин быстро исправил повреждения у своего самолета и благополучно возвратился к своим — с победой да еще и с трофеем: картой, найденной в планшете немецкого летчика.

В январе 1944 года гвардии лейтенант Мамкин был удостоен медали «Партизану Отечественной войны» I степени, а 8 апреля представлен командиром 105–го гвардейского полка гвардии подполковником Клуссоном к еще одной награде: «совершил 33 боевых вылета (с учетом предыдущих, за которые он уже был награжден — 107. — Прим. авт.) ночью в тыл противника с посадкой у партизан в районах: Новоселье, Новая Белица, Бегомль, налетав при этом 79 часов. Доставил 9.035 кг боеприпасов, 41 военнослужащих, вывез 113 раненых партизан. Как опытный летчик на невооруженном самолете совершает боевые вылеты по связи с партизанами на дальние расстояния. Перелетая линию фронта и пролетая над вражеской территорией, неоднократно подвергался обстрелу зенитной артиллерией противника и атакам вражеских истребителей с воздуха. Проявляя спокойствие и хладнокровие, отлично владея техникой пилотирования, всегда выходит из–под обстрела, отлично выполняя боевые задания. Не имеет ни одного случая возврата и невыполнения боевого задания, аварийных происшествий. Летает в сложных метеоусловиях днем и ночью (снегопадах, в сплошном тумане), рискуя жизнью, прилагает все свои знания и умения к своевременному обеспечению партизан боеприпасами. В феврале–марте 1944 года выполнял по 3 — 4 боевых вылета в ночь с посадкой у партизан, выполнил все задачи отлично, за что приказом войскам 1–го Прибалтийского фронта № 0014 от 6.04.1944 г. объявлена благодарность. За отличное выполнение боевых заданий командования по связи с партизанскими бригадами в тылу противника, за личное мужество и отвагу, проявленные при выполнении этих заданий, достоин ордена Красного Знамени». Приказ войскам 1–го Прибалтийского фронта № 0311 о награждении Мамкина орденом Красного Знамени состоялся 21 апреля. Летчика–героя уже пять дней как не было в живых...

Активность в полетах к партизанам Полоцко–Лепельской зоны в марте и начале апреля 1944 года была не случайна. В руки партизан попал план карательной операции, которую фашисты собирались провести с целью полного разгрома партизанской республики. Разделенная на два этапа — «Регеншауер» («Ливень») и «Фрюлингфест» («Праздник весны»), — она стала самой масштабной и самой кровавой в истории партизанского движения в Белоруссии. Под руководством командующего 3–й танковой армии генерал–полковника Рейнгардта и генерального комиссара Белоруссии группенфюрера СС фон Готберга для окружения и уничтожения 17 тысяч партизан привлекались небывалые силы — 60 тысяч человек, 70 самолетов и 137 танков, в том числе 501–й особый батальон танков «Тигр».

День начала операции был известен — 11 апреля. Руководство партизан стремилось с помощью авиации вывезти на «большую землю» как можно больше раненых партизан, которые в условиях блокады были обречены на смерть. Особая боль — дети.

В 1941 году из Полоцка не успели эвакуировать детский дом. Под немецким оккупационным башмаком оказались более 150 детей–сирот в возрасте от трех до 14 лет. Среди них было и 11 ребятишек еврейской национальности, которых под вымышленными именами спрятал от палачей и неизбежного уничтожения директор детдома Михаил Форинко. От него в начале 1944 года партизанам и стало известно, что гитлеровцы планируют использовать сирот как доноров для своих раненых. Для их спасения партизанами бригады им. Чапаева была спланирована операция, которую назвали «Зорачка».

Началась операция «Зорачка» в 19 часов 18 февраля 1944 года. Буквально из–под самого носа у эсэсовцев партизаны вывезли в лес 154 воспитанника и 38 работников детдома. На санях их сначала доставили в деревню Емельяники, а затем — в Словени. Здесь, на территории партизанской республики, они и дождались бы прихода Красной Армии, если бы не карательная операция гитлеровцев. Детишек–сирот надо было срочно вывозить на «большую землю». Ближайший партизанский аэродром находился южнее столицы полоцко–лепельской партизанской республики — городка Ушачи. Он располагался на льду озера Вечелье, рядом с деревней Ковалевщина.

Для выполнения ответственнейшего задания — перевозки детей — командир 1–й партизанской эскадрильи 105–го гвардейского полка гвардии майор Василий Косяк назначил лучших — командира звена гвардии капитана Дмитрия Кузнецова на самолете У–2 и летчика гвардии лейтенанта Александра Мамкина — на Р–5.

Первым вылетел Мамкин. В заднюю кабину, грузовой отсек в фюзеляже и в два подкрыльевых подвесных контейнера он мог взять 6 взрослых. Детей с перегрузом — не более 13. Но ребятишки ни разу не видели самолета и очень боялись тесной грузовой кабины и предстоящего полета. Плюс ночь, колючий ветер и собачий холод на высоте. Обязательно нужен был сопровождающий — из воспитателей. Фанерные подвесные контейнеры однозначно отпадают — испытание не для детей, там полетят раненые. Значит, максимальное количество спасенных сирот за один рейс — 10. В У–2 Кузнецов мог взять троих–четверых, не больше. Математик Мамкин, на плечи которого легла основная тяжесть выполнения задания, подсчитал, что если делать по два–три вылета за ночь, то до начала наступления карателей они должны справиться, но не помешал бы еще один самолет. В помощь им выделили еще один У–2 летчика гвардии лейтенанта Виктора Маякова.

После проведенных войсками 1–го Прибалтийского округа в конце 1943 года Полоцко–Витебской и Городокской наступательных операций на Полоцком направлении образовался большой выступ — «балкон», поэтому от аэродрома на озере Вечелье до линии фронта было совсем недалеко — около 60 километров. Даже для перегруженного пассажирами Р–5 это около 20 минут лету. Причем почти весь полет, до самой железнодорожной станции Горяны, проходил над территорией, контролируемой партизанами. Последние 20 километров были самыми опасными — здесь подстерегали зенитки, активно шныряли, ведя охоту, ночные немецкие истребители, лавиной огня встречала линия фронта.

Маршрут последнего полета Александра Мамкина на современной карте.
 

Мамкин торопился. С воздуха он прекрасно видел, как огромная фашистская гадина с каждым днем все сильнее и сильнее сжимает кольцо окружения вокруг партизанской республики. В ночь с 10 на 11 апреля он взял на борт 10 ребят с воспитательницей и двоих раненых партизан — в контейнеры. Оставались еще 18 детей и директор детдома Форинко. Александр обещал вернуться и забрать всех. Но, увы, девятый полет стал для него последним.

Умевший хорошо считать, отлично знавший своего крылатого работягу Р–5 и умевший выжать из него максимум возможного, Мамкин, чтобы облегчить самолет, увеличить грузоподъемность и скорость его полета, пошел на хитрость. У Р–5 между двигателем и летчиком стояли два железных топливных бака по 255 литров каждый и еще два по 155 литров — в центроплане верхнего крыла. Средний расход бензина в полете — 80 литров в час. Зачем возить лишнее топливо? Излишки, с учетом необходимого запаса и условий центровки, Мамкин сливал в канистры на партизанском аэродроме.

Кто знает, может, это и стало причиной того, что его Р–5 не сгорел и не взорвался в воздухе ночью 11 апреля, когда при подлете к линии фронта в него попала пулеметная очередь. Искры от загоревшегося движка попали в открытую кабину, на Мамкине вспыхнули унты и меховой реглан. Воздушный поток в одно мгновение превратил кабину в гудящую пламенем огненную горелку. У него был парашют и записанное в инструкции, оговоренное в приказе право на спасение. А как же 13 человеческих душ, доверивших ему самое дорогое — жизнь? Десять детишек, для которых она еще только начиналась! И он без колебаний пожертвовал собой ради их спасения.

У Мамкина горели, обугливались ноги, горела спина, горели руки, которыми он продолжал крепко сжимать штурвал... Боль невыносимая, запредельная... Сгорая заживо, Саша думал только об одном: как посадить самолет? Линию фронта пересек юго–восточнее озера Червятка. Этот маршрут он знал досконально. Сесть здесь можно только на лед одного из озер. Ночью на фоне черного леса они выглядят светлыми пятнами. Ближайшее — до него 8 километров — озеро Болныро... До озера он не дотянул всего несколько десятков метров. Ломая прибрежные кусты и подпрыгивая на кочках, горящий Р–5 выкатился на лед. Дети вместе с воспитательницей успели через грузовые люки выскочить из самолета и оттащить обоих раненых партизан. Лишь после этого самолет вспыхнул огромным костром и взорвался. Настоящее чудо, что это не произошло в воздухе и все остались живы. Все, кроме Мамкина.

За сгоревшим летчиком прилетел санитарный У–2 с медсестрой Верой Бесовой. Уже первый осмотр дал неутешительный результат: не жилец. Кроме глубоких ожогов, летчик имел ранение в голову и потерял много крови. Его срочно доставили в госпиталь у деревни Жигули, но врачи были бессильны. 17 апреля Александра Мамкина не стало. А дети, которых он не успел вывезти, каждый день бегали к озеру Вечелье — встречать дядю Сашу. Ждали до последнего, надеясь на свою счастливую звезду. Но она для них, увы, погасла. Впереди блокада, тяжелые бои с карателями и ужасы фашистского концлагеря. После 25–дневного неравного, ожесточенного, героического сражения полоцко–лепельская партизанская республика пала — и вырваться из окружения довелось далеко не всем.

Гвардии лейтенант Александр Мамкин с полагающимися воинскими почестями был похоронен авиаторами 105–го гвардейского отдельного полка ГВФ в деревне Маклок Велижского района Смоленской области. Однако за свой героический, беспрецедентный в истории войны подвиг он вообще не награжден — ни Золотой Звездой Героя Советского Союза, ни орденом, ни медалью. Никак. Известно, что к званию Героя Советского Союза посмертно он был представлен, но это представление где–то потерялось. Однополчанам Мамкина, пытавшимся добиться справедливости, хитрые столоначальники долгие годы врали, что Мамкин за свой подвиг посмертно награжден орденом Красного Знамени. Архивные документы, которые сейчас доступны (вот неудача!), опровергают эту ложь. Александр Петрович представлен к ордену Красного Знамени 8 апреля 1944 года и награжден за другие, достойные боевые дела, но не имеющие никакого отношения к операции «Зорачка».

Когда в 1965 году, к 20–летию Победы, совет ветеранов 105–го гвардейского полка вновь пошел на штурм бюрократов с требованием присвоить наконец–то заслуженное звание Героя Советского Союза Александру Мамкину, то получили очередной от ворот поворот. Их поймали на хорошо известную мне чиновничью «загогулину»: два раза за один и тот же подвиг не награждают. Намек на все тот же орден Красного Знамени! Такое в годы войны действительно бывало: представляли к званию Героя Советского Союза, а «наверху» решали по–другому и награждали каким–нибудь орденом. Но в данном случае эта «загогулина» не подходит. Мамкин за подвиг, совершенный при спасении детей–сирот, ничем не награжден. Кстати, эта отговорка у мастеров наградных дел и до сего дня очень популярна, поэтому приведу один антипример. Воздушный стрелок из экипажа капитана Маслова младший сержант Бахтураз Бейсекбаев за один и тот же подвиг награжден орденом Отечественной войны I степени и Золотыми Звездами Героя России и Героя Казахстана. И что в этом плохого, кому от этого стало хуже? И подобных примеров неоднократных награждений, поверьте, я могу привести немало. Значит «загогулина» работает избирательно? Одних можно награждать, других — нет?

Бывшие сотрудники и спасенные Мамкиным воспитанники Полоцкого детского дома через 20 лет, во время встречи в 1964 г.
 

Сказалось, конечно, и крайне несправедливое отношение к героям «фанерной» авиации со стороны больших начальников. В том же 105–м гвардейском полку ГВФ так и не стали Героями Советского Союза легендарные летчики 1–й эскадрильи, не имевшие себе равных по числу совершенных на оккупированной территории, у партизан, посадок: Иван Тарасов — 213 (!), Василий Ползунов — 199, Николай Жуков — 150. Жуков, к примеру, представлялся к Герою дважды и оба раза — мимо...

За подвиги в годы войны звания Героя Советского Союза удостоен 2.291 авиатор. Не поленился и просмотрел, что называется, весь список. Представителей «фанерной» ночной авиации, летавших на «кукурузниках» У–2 и Р–5, среди них всего — 40! Это с учетом наших знаменитых «ночных ведьм», девушек из 46–го гвардейского ночного бомбардировочного полка. Их в этом списке — 23! Еще 15 — авиаторы из ночных бомбардировочных полков. И только двое из тех, кто возил на «кукурузниках» раненых, боеприпасы, медикаменты, летал к партизанам... Это Павел Кашуба и Борис Лахтин. Но и здесь во многом главенствующую роль сыграло стечение обстоятельств. Кашуба вывез тяжело раненного командующего Брянским фронтом генерал–лейтенанта А.Еременко, а Лахтин — аж пять генералов. Повезло. Хотя оба заслуживали Героя не только за это. Ведь удостоены же за что–то почетных гвардейских наименований 14 полков и 2 дивизии, летавшие на «кукурузниках?» Из них три полка — аэрофлотовские, из пилотов ГВФ. Родной для Мамкина 105–й гвардейский Паневежский, ордена Александра Невского отдельный полк ГВФ за годы войны на самолетах У–2 и Р–5 совершил 61.892 (!) боевых вылета, спас 21.398 раненых и перевез 23.687 военнослужащих! Потеряв при этом всего 11 человек и 10 самолетов. Летчики полка сделали 6.553 полета в глубокий тыл и, совершив 2.239 посадок у партизан, доставили 1.046 человек, 496 тонн боеприпасов, вывезли 3.277 раненых и 23 пленных — языков!

Давно уже нет Советского Союза, а значит, увы, и звания Героя несуществующей страны больше никому не присвоят.

5 мая 1991 года удалось–таки уговорить Горбачева, и последними в истории «фанерной» авиации Героями Советского Союза стали Николай Лагунов и Михаил Теплов, воевавшие на У–2.

У наших соседей — в России, Казахстане, Украине — за подвиги, совершенные в годы войны, соответствующие статусу Героя Советского Союза, награждают своими, национальными Золотыми Звездами. В отношении многих, незаслуженно забытых и ненагражденных воинов Великой Отечественной, восторжествовала наконец–то справедливость, и они удостоены званий Героев России, Украины и Казахстана. Не мне решать, но, мне кажется, было бы в высшей степени уместно рассмотреть накануне 70–летия освобождения Беларуси и 70–летия Великой Победы вопрос о награждении (посмертно) Звездой Героя Беларуси многих подлинных, но незаслуженно забытых героев Великой Отечественной войны, и в том числе гвардии лейтенанта Александра Мамкина. Летчик, всеми силами воевавший за нашу свободу и независимость, с риском для жизни помогавший выстоять нашим партизанам, геройски погибший при спасении белорусских детей–сирот, сложивший свою голову на нашей белорусской земле, по–моему, этого достоин.

О НАГРАДАХ И СПЕЦЗАДАНИЯХ

 

Лучшие летчики партизанской эскадрильи после вручения наград. Внизу крайний слева гв. л-т А.Мамкин, сентябрь 1943 г.

Слава о пилотах 1–й эскадрильи 2–го «аэрофлотовского» полка, которой командовал Александр Федотов, гремела по всем партизанским отрядам Белоруссии. Не случайно, что эту эскадрилью так и называли — партизанской. Пофамильно знали лучших ночных асов и гитлеровцы. В обильно разбрасываемых с самолетов листовках они обещали за головы Александра Мамкина, Николая Жукова, Ивана Тарасова, Дмитрия Кузнецова, Василия Ползунова, Афанасия Жоги огромные деньги, земельные наделы, «железные кресты»... На что только не шли фашисты: устраивали засады, ложные посадочные площадки–ловушки, на аэродромы в Полоцке и Улле перебросили асов из 100–й эскадры ночных истребителей–перехватчиков майора князя Генриха Сайн–Витгенштейна. Но все было тщетно, хозяевами ночного белорусского неба были не оснащенные бортовыми локаторами «юнкерсы» и «мессершмитты», а наши деревянно–полотняные «кукурузники». В руках опытнейших советских летчиков они творили настоящие чудеса. Воздушный мост к партизанам, к ярости Геринга, продолжал действовать. Успехи партизанской эскадрильи не оставались незамеченными, ее командиру — майору Александру Федотову вскоре доверили возглавить 69–й отдельный полк ГВФ. Ненадолго задержался в эскадрилье и сменивший его майор Василий Косяк — стал командиром 62–го гвардейского отдельного полка ГВФ. Не забывало начальство и летчиков — награждало орденами и медалями. Август 1943 года стал для Александра Мамкина особо памятным. Словно специально к 27–летию его нашла высокая награда — орден Отечественной войны I степени. Кроме этого, за мужество и отвагу родной 2–й полк стал 105–й гвардейским! Как он радовался этому! Кто мог тогда предсказать, что для гвардии лейтенанта Мамкина они будут последними в его жизни — и орден, и день рождения... В представлении к награде, сохранившемся в архиве, говорится: «Совершил 74 боевых вылета, из них 15 вылетов ночью, с посадкой у партизан и 22 вылета ночью на сброс груза с посадкой на своей территории. Доставил 13.420 кг боеприпасов и 16 человек, вывез 24 раненых партизан... Часто подвергаясь обстрелу со стороны вражеской зенитной артиллерии, летая в сложных метеоусловиях, всегда отлично выполняет боевые задания, проявляя мужество и отвагу... 26 июля 1943 года по заданию штаба партизанского движения по переброске в район Селявщина радистов с рацией и боеприпасами попал в сложную метеообстановку — сплошной туман и низкая облачность. Отлично владея техникой пилотирования, ведя самолет по приборам, точно над целью пробил облачность и мастерски совершил посадку... За время работы на фронте не имеет ни одного происшествия». А ведь «спецприборами» для полетов в таких условиях у него были лишь компас, указатель скорости и часы... Боевых вылетов у Саши Мамкина в 1943 году могло быть и больше, если бы не спецзадание, которое ему было поручено командованием полка. Отличное знание техники плюс математический склад ума (учеба в финансовом техникуме — это не случайно), склонность к анализу и умение делать выводы и обобщения привели его в... испытатели! Любимец Сталина, заместитель наркома авиапромышленности, авиаконструктор Александр Яковлев в своем ОКБ на скорую руку «склепал» двухмоторный самолет Як–6, который, по его мнению, должен был заменить У–2 и Р–5. Это было одно из самых неудачных творений конструктора, однако, не дожидаясь окончания испытаний и выводов специалистов, Як–6 начали срочно готовить к массовому серийному выпуску. К войсковым испытаниям самолета яковлевцы, на свою беду, решили привлечь летчиков из партизанской эскадрильи. А тут — Мамкин! Словом, разложил он этот горе–самолет, что называется, по косточкам, с расчетами и схемами. Вывод: к применению на фронте непригоден! Постройку Як–6 сначала приостановили, а затем и вовсе прекратили. Сам Яковлев о своем «авиакрейсере» в многостраничном фундаментальном труде «Советские самолеты» даже не упоминает.

Автор: Николай КАЧУК