Долгушин: «Поужинали. Такое состояние было: СНЯЛИ ОРУЖИЕ И БОЕПРИПАСЫ!!
И мы спросили: "Почему сняли оружие?! Кто такой идиотский приказ издал”?!
Даже к командиру полка Емельяненко обратился и говорит: "Ну почему?!”
А командир полка разъяснил командирам эскадрилий: "Приказ командующего” (Белорусским военным округом Д.Г.Павлова – В.Б.), а командиры эскадрилий – нам».

Оружие они сняли, а «В 2.30 раздается сигнал – тревога...». И в момент налета немецкой авиации летчики вместо «сокращенных» оружейников занимались установкой пушек и пулеметов на истребители. Но обратите внимание на время объявления тревоги – 2.30 ночи 22 июня. Видимо командующий ВВС округа Копец сам обзванивал свои авичасти и скорее всего по команде Павлова…

Долгушин: «Самолеты И-16, которые мы в полку получали все были новыми машинами с «62-ми» и «63-ми» моторами. На И-16 с новыми моторами "62-ми” и "63-ми”…
"63-й” мотор - 1150 л.с. – машина по 500 км/ч давала скорость!
Своих БСов мы тогда ещё не знали, но зато наша 4-я эскадрилья капитана Емельяненко, кроме 2-х пулеметов ШКАС была вооружена еще и 2-мя пушками ШВАК».

Т.е., в этом 122 ИАП одна эскадрилья из 4-х была оснащена пушечными И-16.

Пушечных И-16 тип 27 и 28 к лету 1941 года выпустили около 350 штук. Этого хватило бы на вооружение не более пяти полков. Однако эти мощные на то время пушечные И-16 не стали собирать в отдельные истребительные авиаполки, а распределили в ИАП по несколько машин, по одной эскадрилье в полк и это было вполне разумно.

Были ли факты разоружения других полков? Сказать сложно. Тот же командир 43-й авиадивизии ЗапОВО Г.Н.Захарова, в своих мемуарах о таком приказе от Павлова или Копца не писал. Поэтому найти информацию о подобном разоружении других полков достаточно трудно (хотя если есть умысел, то подобные приказы никогда не дадут именно во все авиачасти – сразу же наверняка всполошатся те же «особисты»).

Бардов: «Найти-то конечно трудно, но тем не менее я нашёл подобную "идентичную информацию”: когда я опубликовал своё интервью с Долгушиным на одном из форумов, откликнулся потомок лётчика того самого 16-го бомбардировочного полка его же дивизии, перебазировавшегося из г. Желудок на аэродром "Черлёна”. Так вот сын этого лётчика (живущий сейчас в Канаде) написал мне, что отец рассказывал ему, что в их полку также был получен приказ снять пулемёты с их бомбардировщиков. И в результате во время налёта немецких штурмовиков на их аэродром немногие самолеты, взлетевшие в воздух, не имели возможности даже стрелять по немцам из своих курсовых пулемётов, и один из них даже пошёл на лобовой таран.
Вот это письмо: Георгий Сальников. Март, 27, 2005 6:39 pm. Заголовок сообщения: Хочу узнать дальнейшую судьбу 16-го Сбап:
"Всем участникам форума добрый день! Ветеранам авиаторам, всем кто жив, низкий поклон. Погибшим и умершим, светлая память. Я, Сальников Георгий Георгиевич, сын Сальникова Георгия Ивановича стрелка радиста 16-го СБАП. Мой отец находился на лагерном аэродроме Черляны в момент штурмовки немцами в 4 утра 22 июня 1941г. Где то в 52-53 годах он мне, мальчишке, рассказал трагическую историю начала войны. Рассказал, как за сутки до начала войны, с бомбардировщиков было снято пулеметно-пушечное вооружение, как проснулся от грохота и стрельбы. На его глазах взлетел его комэск Протасов и как он шел на таран. Как понимаю, он служил в его эскадрилье.
Затем, через час появились немецкие мотоциклисты, с которыми они вступили в бой, но вскоре появились немецкие бронетраспортеры с пехотой и пришлось отступать. Где-то в 10-11 утра нашли брошенную полуторку, отец вытер мокрый трамблер и завел ее. На ней человек 20-25 из 16-го полка добрались до Лиды, при них было знамя полка и штабные документы. Их всех арестовали, но вскоре выпустили. Потом отец летал под Воронежем (летали бомбить Констанцу), затем под Москвой. …
С уважением Георгий Сальников Монреаль, Канада 27 марта 2005 года. Мой адрес: salnicov@sympatico.ca "… »

16-й скоростной бомбардировочный авиаполк был перед войной передан в 11-ю смешанную авиадивизию ЗапОВО и был укомплектован самолетами «СБ» имевших вооружение – 7,62 мм ШКАСы, размещенные в носовой части машины и в кабинах стрелков. И «Пе-2», имевшем более внушительное вооружение – у «Пе-2» ранних серий было 2 х 7,62 мм ШКАС в носовой части и 2 у штурмана и стрелка. А к лету 41-го на «Пе-2» стали ставить один ШКАС и один 12,7 мм пулемет Березина в носовой части и один 12,7 мм в кабину штурмана для защиты задней полусферы. Стрелок-радист остался в хвосте со ШКАСом.

«С апреля-мая (с 13-й серии) 1941 г. люковый ШКАС заменили на крупнокалиберный турельный пулемет БТ конструкции Березина с боекомплектом 200 патронов. Правый ШКАС в носовой установке также был заменен на пулемет БК с боекомплектом 150 патронов, но одновременно уменьшился запас патронов левого ШКАСа до 450 шт. Секундный залп Пе-2, вооруженного только ШКАСами, составлял 1,152 кг, а с пулеметами Березина он почти удвоился и стал равным 2,208 кг.» (Источники: «История конструкций самолетов в СССР,1938-1950 гг.», К.Ю. Косминков, Д.В. Гринюк «Пикирующий бомбардировщик Пе-2»)

В состав 11-й смешанной авиадивизии (САД), располагавшемся в райцентре Лида, Гродненской обл. в западной Белоруссии, кроме 122-го полка, где служил Долгушин (стояли на 22 июня у станции Новый Двор) входили также:

- 127-й ИАП (базировавшийся в г. Скидель) и,

- 16-й скоростной бомбардировочный авиаполк (СБАП) располагавшийся на 22 июня в с. Черлены.


В этом 16-м бомбардировочном полку имелось 46 экипажей на 24 СБ и 37 Пе-2 – итого 61 машина (пригнали новые «Пешки», их освоить к началу войну не успели и старые «СБ» ещё не отправили в тыл – такое творилось на многих приграничных аэродромах…). И этот полк был разгромлен в первые часы войны, без боя.

Утром 22 июня на аэродром Черлены был совершён налёт, отчего, по докладу политотдела 11-й сад «Самолёты СБ полка горят. Подробности и потери неизвестны…». Из донесения командующего ВВС 3-й армии командующему ВВС фронта, сообщается: «В 4.00 22.06.41г. противник атаковал одновременно наши аэродромы. Выведен из строя целиком 16-й полк бомбардировщиков».

Н.С. Скрипко, с ноября 1940 г. – командир 3-го дальнебомбардировочного авиационного корпуса в составе ВВС ЗапОВО, дислоцированного в Смоленске, полковник.

Скрипко утверждает что «директива о приведении всех частей в боевую готовность стала известна командующему ВВС [48] Западного особого военного округа в 00.30 минут 22 июня 1941 года». Но он не прав. «Директива № 1» пришла в Минск только в 0.45, и узнать ее содержание Копец мог от Павлова только в 1.30 – не ранее. Если только Копцу о ней не сообщил кто-то еще, до Павлова…например командующий ВВС РККА из Москвы. По поручению наркома Тимошенко, что вполне возможно. Скрипко пишет что «директива наркома обороны, предупреждающая о возможном нападении фашистской Германии, обязывала Военно-Воздушные Силы быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников, предписывала рассредоточить всю авиацию по полевым аэродромам и тщательно замаскировать ее».

Однако даже если Копец и узнал о ее содержании в 1.30, он, похоже, не во все авиадивизии дозвонился, и авиачасти по тревоге до нападения Германии не все поднял. Ибо Скрипко и пишет что, только «Узнав о нападении гитлеровцев, я объявил боевую тревогу авиадивизиям и частям корпуса». И произошло это потому что Копец «сумел за это время передать приказ лишь 10-й смешанной авиадивизии, а остальные соединения не получили никаких распоряжений, поскольку еще с 23 часов 21 июня прекратилась телефонно-телеграфная связь»… Похоже Копец успел дозвониться и в11-ю САД Долгушина. Но, ох уж эти порезанные диверсантами провода… Которые по другим воспоминаниям вышли из строя все же ближе к 2.00 ночи.

Однако хотя в 11-ю САД около 2.30 и прошла команда «тревоги», но при этом оказывется для авиаполков был и некий запрет подниматься в воздух! Вот что приводит в своей книге «Июнь 1941. Разгром Западного фронта» (М., 2008 г.) Д. Егоров о начале войны в 122-м ИАП Долгушина: «Н. А. Буньков, бывший рядовой радиовзвода роты связи 286-й авиабазы, вспоминал:

Примерно также не взлетали до 6 часов утра и бомбардировщики 16 САБ этой же 11-й авиадивизии. В исследовании М. Жирохова и А. Котлобовского «Иду на таран!», в котором уже на основании документов собраны описания всех воздушных и наземных таранов советских летчиков во время Великой Отечественной войны, этот таран Алексея Сергеевича Протасова описан так:

«Вылетев в составе звена (три машины – К.О.) на разведку с аэродрома «Черлены» (45 км юго-западнее г. Лида), уже над (своим) аэродромом советские летчики столкнулись с шестью девятками тяжелых истребителей Ме-110, шедших на высоте 300 метров на штурмовку аэродрома. Протасов направил свой бомбардировщик на ведущего первой девятки и сам погиб при таране».

С ним погиб и его экипаж: штурман лейтенант А.К. Ярулин и стрелок сержант Бесарабов (основание: боевое донесение 11-й сад от 13.07.1941 г. «вх. 006284»). Произошло это в 6.50 утра.

Тут надо понимать, что в донесении 11-й сад в июле 41-го никто не расписывал ненужные «подробности» как это делали потом Скрипко и прочие мемуаристы времен СССР и КПСС – только сухая статистика, без ненужного пафоса. Т.е., Протасов пошел на таран, скорее всего, в неком порыве – немецкие самолеты уже над его аэродромом и таран в его случае был чуть не единственным способом ошеломить врага.

Имелись ли на СБ Протасова пулеметы? В данной ситуации не важно. Бой произошел уже около 6 часов утра и к этому времени пулеметы вполне могли и установить. И исследователь истории 11 САД Д. Киенко в своих работах приводит фото уничтоженных на аэродроме СБ с уже подвешенными бомбами.

Стрелковое вооружение СБ – спаренные 7.62 мм пулеметы ШКАС (скорострельность до 2000 выстрелов в минуту) в носовой кабине штурмана и два для защиты с хвоста. Но в данном случае их, скорее всего, просто не успели использовать – самолет Протасова просто влетел в строй немецких самолетов и врезался в один из них.

Но были и тараны в то утро только потому, что самолеты были по приказу павловых разоружены, и эти тараны происходили около 4 часов утра …

Однако в 127-м ИАП этой же 11-й САД тревогу объявили в 3.25, и в воздух несколько истребителей поднялись, на перехват «нарушителей», почти сразу же, около 4.00:
«Как записано в хранящемся в ЦАМО "Дневнике работы 127-го иап", боевая тревога была объявлена в 03:25 утра. Было еще темно, но тревога никого не удивила, в последние недели это было частым явлением. Но то, что было дальше, совсем не походило на учебную тревогу.

Командир полка был явно расстроен и недоволен самоуправными действиями своих подчиненных (ведь он еще не видел того, что происходило на границе). Но тут стали подходить командиры других подразделений полка. Доклад комэска старшего лейтенанта Дроздова о гибели в бою командира звена лейтенанта Ерошина вернул А. В. Гордиенко в состояние реальности. Последовал приказ: во главе семерки прикрывать Гродно тремя ярусами, сбивать все чужое, что попадется в небе.» (Д. Егоров, указанное сочинение, с. 123)

Но возвращаемся к «сокращениям» обслуги в ВВС.

Что значат эти «сокращения» технического персонала перед самой войной? Ни много ни мало – дополнительные гарантия возможного разгрома нашей авиации в момент нападения, и в первые дни войны.
Сегодня достаточно точно известно, что СССР имел к началу войны около 16000 только боевых самолетов (из почти 24,5 тысяч). Германия – «всего» 4800, без учета своих союзников. На момент нападения СССР имел в западных округах около 10700 самолетов всех типов, противник – 4795 машин. Т.е., перевес СССР составлял более чем в 2 раза.
Тот же М. Солонин вполне справедливо пишет, что даже разовая потеря в 1200 самолетов в первый день войны не могла настолько уничтожить всю авиацию западных округов.

В первый день – нет. Да и в течении 2-3-хпервых дней – тоже нет. А вот в последующую неделю, другую – добили. Как? А в том числе и за счет отсутствия тех самых мотористов и оружейников в наших авиачастях. Дело в том, что именно хорошей организацией обслуживания и ремонта поврежденной техники во время боевых действий и отличалась немецкая военная машина. Что в авиации, что в тех же танковых частях. Наши умники в Генштабе сокращали перед войной технический и обслуживающий персонал в ВВС и, особенно в западных округах, а немцы нет. Он у них был выше даже после итого как в КА вернули оружейников (помните, кто по воспоминанию летчиков были оружейниками в наших авиаполках, особенно истребительных – женщины). И выходило что даже во время войны, когда оружейников и мотористов вернули, Рудели и Хартманы делали по 10-15 вылетов в день, а наши летчики – вдвое, втрое меньше. И получалось, что кратное превосходство наших ВВС в численности нивелировалось количеством боевых вылетов немецких «асов» («хартманы» и «рудели» действительно имели тысячи боевых вылетов, а наши покрышкины – сотни).

Конечно, во время войны женщин ставили оружейниками и из-за того что мужчины нужны были на фронте, но в начале войны оружейников и мотористов при самолетах вообще не оказалось. «Управлялись» силами летчиков! Вот потому немцы и добили нашу приграничную авиацию в несколько дней, имея чуть не вдвое меньше самолетов – они просто чаще могли подняться в воздух и в несколько заходов добивали наши аэродромы, пока наши летчики сами заправляли и обслуживали собственные самолеты! Плюс – отсутствие запасных аэродромов, на которые авиация западных округов не могла перелететь с началом боевых действий.

А были ещё интересные приказы от НКО для летчиков при Тимошенко. Вот что пишет тот же маршал Скрипко:

«Пагубно отразилось на боевой подготовке выполнение требований приказа НКО № 303 от 4.11.40 г. «О переходе к производству полетов с колес в зимних условиях». Лыжи сняли, а укатывать снег было нечем, тракторов не хватало (нужно было 252, а получили только 8). Летчики в течение зимы фактически не вылетали на боевое применение…».

 

Т.е., потерянные за зиму навыки полетов у летчиков уж точно не способствовали повышению общей боеготовности летного состава перед войной. А ведь ещё и весной также летали немного – пока просохнет земля после весенней распутицы…

Смотрим, что вспоминали другие летчики.

Лётчик-истребитель Ф.Ф. Архипенко (начинал войну в 17-м ИАП 13-й смешанной авиадивизии Киевского ОВО) в своих мемуарах («Записки летчика-истребителя») вспоминает: «В 1940 году вышел приказ №0200 наркома обороны Тимошенко. Согласно этому приказу командиры выслугой в рядах Красной Армии менее 4 лет обязаны были жить в общежитиях на казарменном положении…»

На сайте «Я помню» также выложено интервью пилота И-16 Ф. Ф. Архипенко Артёму Драбкину. Нечто вроде комментария к книге Архипенко «Записки летчика-истребителя» (М., 1999 г.):

«Тимошенко – тот ещё придурок. Его звали "лучший друг авиации": - во-первых, заставлял прыгать с парашютом не только летчиков, но и технический состав якобы на случай войны. Техники седыми становились, - во-вторых, я еще успел младшим лейтенантом выпуститься, а за мной стали выпускать сержантами….»

Также в этом интервью Архипенко сообщает интересные факты:

«… за 10 - 12 дней до войны нам приказали самолеты рассредоточить по границе аэродрома, а то они плоскость в плоскость стояли. Мы вырыли капониры и щели. 22-го июня все были в увольнении…»

Т.е., ещё числа 10-12 июня уже был приказ либо из Москвы о рассредоточении и маскировке авиации, либо это было на уровне командования КОВО. Однако, как известно к 22 июня даже после директив ГШ от 19 и 20 июня авиация, так и осталась стоять в «линейку» на стационарных и полевых аэродромах летнего базирования (не путать с оперативными и запасными полевыми площадками на случай войны которые «не успели» подготовить в западных округах – кроме Одесского) хорошо известных немцам. Под уничтожение.

А теперь вспоминайте немецкую хронику или фото первых дней войны на советских аэродромах, с разбитыми самолетами рядами. На ней чаще всего видно скопление разбитых и сожженных истребителей именно устаревших моделей. Которые должны были до войны перегнать в тыл, и которыми и были забиты приграничные аэродромы. Но тогда получается что реально среди сотен разбитых истребителей чуть не третья часть (как минимум – такие самолеты были не в одном ИАП) были именно истребители без летчиков. Которые, в принципе некому было куда-то перегонять ни 22 июня, ни позже.

Также Архипенко сообщает что ещё: «За три-четыре месяца немцы начали летать над нашей территорией на 6-7000. Утром и вечером. Но только за один день до войны пришла шифровка разрешающая их сбивать». (Запись и литературная обработка Артем Драбкин. Страничка принадлежит вебсайту «Я помню»)

А вот это интересно. Но такой приказ мог пойти в войска 20-21 июня, только если повышается боеготовность войск (или «попутно» кто-то пытался спровоцировать войну с нашей стороны, подставив СССР как агрессора!?!).

18 июня лётчик-истребитель Николай Белогуб сбил немецкий разведчик, который воткнулся в землю чуть ли не на линии госграницы. Инцидент замять было невозможно, и 20 июня трибунал приговорил Н. Белогуба «к расстрелу – за провокацию войны». Политорганы тут же приняли соответствующие меры для доведения этого факта до всего личного состава ВВС. Но дело заглохло, скорее всего, именно потому, что уже 20-21 июня пошла команда-разрешение сбивать нарушителей...

(О Н. Белогубе и этой истории была статья в ВИЖ № 5 за 2002 год – И.А. Подольный «Девятнадцатый герой. Приговор к расстрелу за сбитый фашистский самолет Николаю Белогубу еще не отменен?)», стр. 36-37. …)

И в связи с этим возможным приказом-разрешением от 20-21 июня сбивать немецкие самолеты, становится более понятным один вопрос: а что делал Павлов и Копец которые, по словам Долгушина, прилетели на транспортнике в 122 ИАП днем 21 июня? Долгое время лично мне не совсем было понятно – а что вообще забыли именно на этом аэродроме высшие чины округа именно 21 июня? Т.е., проверить они могли, конечно, любой аэродром и тем более на границе, но почему именно этот и именно 21 июня днем? Им что, делать в тот день больше нечего было? И некоторую подсказку дал сам Долгушин в одном из своих последних съемках-интервью в 2010 году (умер генерал в июне 2011 года).

На телеканале «Звезда» в 2010-2011 годах показывают с повторами короткие д/ф под общим названием «Оружие Победы». Так вот в одном из них, «Истребитель И-16» Долгушин как раз и рассказал что 21 июня 1941 года он, вылетев на патрулирование, заметили немецкий самолет Ю-87 и сбили его:

«И вот уже, прям чувствуется, чувствуется, немцы ведут себя так нахально, перелетают границу. И вот как-то мы идем парой, с товарищем, и смотрим – Ю-87, километров пять за границей. Нам сказали – убейте. Ну, у меня две пушки в плоскостях, два ШКАСа на моторе. Я не стал даже пушками бить его. По кабине ударил ШКАСом и все – летчика убил, самолет воткнулся. Это был мой первый сбитый самолет. До объявления еще войны. А на следующий день, уже война…»

Если это верно и подтверждается документами, то тогда и становится понятно – а что делали командующий округом генерал армии Д.Г. Павлов и командующий ВВС ЗапОВО генерал И.И. Копец на их аэродроме. Это была проверка по факту происшествия – сбитие немецкого самолета! ЧП! И хоть и вроде есть разрешение уже сбивать, и Долгушин сделал это именно по команде своих командиров (скорее всего он запросил свой ИАП), но вдруг это произошло не над своей территорией.

Но если с причиной визита таких генералов 21 июня на приграничном аэродроме вроде как ясность появилась, то последующие действия Павлова – приказ о снятии вооружения с самолетов 122 ИАП и возможно и 16 СБАП этой же 11-й смешанной авиадивизии, кроме как вредительством не назовешь точно. Дело в том что этот факт сбития немецкого разведчика некоторые адвокаты павловых поспешили назвать «объективной причиной» того приказа о снятии вооружения с самолетов. Мол, произошло ЧП и чтобы предотвратить подобное впредь, решили снять оружие чтобы никто больше не сбил еще какого-нибудь немца, чтобы не вызвать международного скандала.…

И все бы ничего в таком «объяснении» но вообще-то для того чтобы летчики не сбивали немецкие самолеты достаточно просто запретить приказом по округу сами полеты. Хотя бы в этой дивизии. С наказанием «виновных». И все. Однако Павлов пошел на именно снятие оружия с самолетов. Что является нарушением и снижением боеготовности в угрожаемый период. Тем более если действительно было разрешение Москвы сбивать залетавшие самолеты-нарушители. Похоже, для Павлова это происшествие было не более чем удобным поводом и похоже с таким же «объяснением» павловы изымали и прицелы в гаубичных полках под Брестом…

И вот что еще интересного рассказали в этом д/ф: «Усиленная предвоенная подготовка советских пилотов дала свои плоды. По данным немецких источников, первые две недели боев были единственным периодом за всю войну, когда еженедельные потери самолетов авиации Германии на Восточном фронте выражались трехзначным числом. И только хорошо отлаженные военный механизм Люфтваффе, позволил немцам завоевать превосходство в воздухе. В результате дезорганизации управления советские истребительные полки остались без топлива и боеприпасов, была потеряна связь с командованием. В итоге огромное количество самолетов было уничтожено немецкими штурмовиками на аэродромах и брошены при отступлении. Как потом не хватало истребителей для защиты бомбардировщиков и штурмовиков, которым приходилось летать на боевые задания без прикрытия. И не вина в том устаревшего истребителя И-16. Он показал себя достойным бойцом. …» (2010 г., автор – А. Поляков, ООО «Студия "Крылья России"» по заказу ОАО ТРК ВС РФ «Звезда»)

Архипенко показывает, что приказ о рассредоточении по округу был примерно 10-12 июня. Но приказ о рассредоточении и маскировке авиации был и в ночь на 22 июня, в «Директиве №1»: «б) Перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно её замаскировать». Т.е., приказывалось, и рассредоточить и замаскировать и перегнать на полевые аэродромы всю авиацию округов.

Замечательный исследователь ЗапОВО. Д. Егоров в своей книге «Разгром Западного фронта» показавший детальное описание событий тех дней в Белоруссии, также в полемическом задоре в споре на исторических форумах (http://sokol.zbord.ru/viewtopic.php?p=854#854) умудрился выдать следующее на вопрос о том, почему командующие ВВС западных округов (все, кроме ОдВО) не выполнили приказ о перебазировании самолетов в ночь на 22 июня: «Кто виноват? Сталин, Жуков, Тимошенко, Жигарев. Надо было засветло самолеты распихивать. А в темноте летать идиотов не нашлось...». Т.е., в ночь на 22 июня только ком ВВС Мичугин в ОдВО под письменный приказ Захарова перегнал свои самолеты на запасные площадки. Только он один. В остальных «идиотов не нашлось» и этих умных – и расстреляли в итоге. Всех.

Но может они не выполнили приказ наркома в ночь на 22 июня из саботажа? Не совсем. Дело в том, что Копцы и Птухины с Ионовыми просто не могли перегонять свои самолеты. Некуда было. Запасные площадки они же и не подготовили на случай войны. На которых должны были быть и запасы ГСМ, и запасы боеприпасов и прочее необходимое для нормальной работы авиаполков. А вот это и есть саботаж в чистом виде… И тот же генерал Долгушин так же называет отсутствие запасных площадок причиной разгрома авиации их полков.

Смотрим еще раз, что сообщали уже «особисты» в июле 41-го при расследовании погрома ВВС ЗапОВО:

«...Согласно рапорту начальника 3-го отдела 10-й армии (начальника контрразведки армии – К.О.) полкового комиссара Лося от 13 июля, „9-я авиадивизия, дислоцированная в Белостоке, несмотря на то, что получила приказ быть в боевой готовности с 20 на 21 число, была также застигнута врасплох и начала прикрывать Белосток несколькими самолётами МиГ из 41-го полка” (Там же. Д. 99. Л. 331..)

...Как указывалось в спецсообщении 3-го Управления НКО № 37928 от 15 июля, „произведённым расследованием причин уничтожения фашистской авиацией всей материальной части в 41-м и 124-м ИАП 9-й смешанной авиадивизии установлено:

Командир 41-го авиаполка майор Ершов в момент налёта самолётов противника утром 22 июня растерялся и не мог организовать личный состав полка для отпора противнику.

Несмотря на то, что при первом налёте фашистских самолётов на аэродром Сибурчин, где дислоцировался 41-й ИАП, противник не вывел из строя ни одного боевого самолёта, так как все они были рассредоточены и замаскированы, Ершов не принял самостоятельных действий по нанесению решительного удара самолётам противника, ожидая указаний от командования 9-й АД...» (М.Мельтюхов, Начальный период войны в документах военной контрразведки (22 июня – 9 июля 1941 г.) – http://liewar.ru/content/view/232/1/content/view/131/3)

Т. е., приведение в боевую готовность авиационных частей происходило так же, как и наземных войск, еще «с 20 на 21 июня»! И многие командиры все же провели и рассредоточение, и маскировку своих самолётов. Впрочем, командование 10-й армии на самом деле пыталось хоть что-то делать по повышению боеготовности, при том, что комокруга Павлов этому активно мешал. Однако хоть здесь и выполнили всё, что от них требовалось приказами до 22 июня, в ситуацию вмешался ещё и фактор элементарной человеческой растерянности, когда командир авиаполка стал посылать истребители навстречу противнику одиночными машинами против больших групп немецких бомбардировщиков, идущих под прикрытием истребителей.

«Майор Ершов, имея в своём распоряжении боевой полк, вместо принятия решения действовать соединениями, высылал навстречу противнику по 1–2 самолёта, которые уничтожались противником. Таким образом были убиты лучшие лётчики полка — Солоха, Аксёнов, Чернявский и подбиты — Крутоверец, Коробков, Кукушкин и Киселёв.

Ершов, не имея необходимости перебазироваться с аэродрома Сибурчин, так как на этом аэродроме имелось всё для ведения боя, принял решение перебросить полк на аэродром Курьяны, а затем вечером 22 июня перебазировался на аэродром Квартеры. Впоследствии вся материальная часть была уничтожена вследствие того, что самолёты на этих аэродромах не имели горючего для заправки самолётов и патрон к пулемёту БС, оказавшись небоеспособным...».

Т.е., запасные площадки вроде как были, но от них толку не было никакого т.к. они не были обеспеченные горючим и боеприпасами. И этот майор перегонял на них без нужды самолёты и угробил их, в итоге. Наверное, так сильно растерялся. Впрочем, этот командир довоевал до конца войны. И это говорит о неком «гуманизме» командования, которое не стало «под горячую руку» отдавать майора в руки «особого отдела»... Или нашелся некий приказ Копца об этом перебазировании, что более вероятно.

Исследователь Егоров, скрупулезно исследовавший именно ЗапОВО этих дней, однако указывает: «Особисты врут. Полк в ночь на 22-е был рассредоточен сразу по трем аэродромам». Правда на вопрос – так были готовы запасные площадки для боевой работы, или нет, ответить не смог.

А на такие слова «особистов: «9-я авиадивизия, дислоцированная в Белостоке, несмотря на то, что получила приказ быть в боевой готовности с 20 на 21 число, была также застигнута врасплох и начала прикрывать Белосток несколькими самолётами МиГ из 41-го полка», выдал достаточно интересное: «Да, был приказ, отмененный 21-го. Оба приказа исходили из Москвы. Давно известный факт». Правда в пылу спора «забыл» его привести.

Впрочем, Егоров, похоже, оговорился и ошибается. Приказ на отмену боевой готовности вечером 21 июня в округе у Павлова, исходил от именно Павлова и Копца и Москва к этому отношения не имеет. Это такой же самовольный приказ, как и приказ Павлова на снятие вооружения с истребителей который описывает Долгушин. И такие же факты описываются по многим частям ВВС западных округов, как «особистами» по горячим следам так и ветеранами в своих воспоминаниях. Когда именно 21 июня, после нескольких дней сидения в кабинах в повышенной боевой готовности они именно 21 июня получали приказ, отменяющий б/г. С разрешением всему командованию авиачастей убыть в город на выходные.

А вот что пишет об этой 9-й САД историк А. Мартиросян: «17 июня 1941 г. начальник 3-го отдела штаба ЗАПОВО майор госбезопасности П.Г.Бегма докладывал в своем спецссообщении, что по состоянию на указанный день «на все полки 9-й смешанной авиадивизии имеется 85-90 исправных самолетов… Только в результате летних происшествий разбились 10 исправных машин… Для группового воздушного боя данный тип самолетов не годился, так как за один переворот через крыло машина теряла 600-700 метров высоты…». (Национальный архив Республики Беларусь. Ф. 4 п. Оп. 21. Д. 2470. Л. 5-7. Приводится по: Надтачаев В.Н. Военная контрразведка Беларуси. Судьбы, трагедии, победы… Минск, 2008, с. 141)

Между тем, речь идет об истребителях МиГ–1 и МиГ-3, которых на вооружение 2 истребительных полков 9-й сад поступило 240 (по другим данным якобы 303) штук. МиГ-3 – это истребители, задачей которых является завоевание господства в воздухе. К тому же это высотные истребители. …»

(22 июня: Блицкриг предательства (Детальная анатомия трагедии). В 2-х томах. М. 2012 г.)

В одном ИАП должно было быть примерно 60 самолетов (Долгушин в интервью рассказывал, что в его 122-и ИАП 11-й САД было 72 истребителя на 72 летчика)… А 9-я САД состояла из 2-х ИАП и одного СБАП. Т.е. должно было быть около 120 истребителей. И Мартиросян задает очень даже интересный вопрос – а зачем было нагонять именно в приграничные авиаполки новые самолеты в таком количестве?! Ведь летчиков надо было еще и обучить летать на этих МиГах!

Обучение летчиков сначала пытались организовать на самих аэродромах, «своими силами», а затем из-за высокой аварийности, переучивание стали проводить централизованно, в специализированных учебных центрах, с откомандированием летчиков из приграничных авиаполков… Подобное описывает Цупко П.И., (Пикировщики. М., Политиздат, 1987 г., с.10) когда летчиков 13-го сбап 9-й сад отправляли из под Белостока в Москву для переучивания на Пе-2: «В начале июня нашему авиаполку приказали подготовиться к переходу на Пе-2. Сразу в центр переучивания, находившийся на одном из подмосковных аэродромов, были направлены экипажи инструкторов, в том числе и [10] наш. В субботу 21 июня мы были на месте. А утром в воскресенье грянула война. Нас задержали в Москве. …»

Сморим более подробно воспоминания летчика этой авиадивизии П. Цупко о тех днях…

Цупко П.И., Пикировщики. — М.: Политиздат, 1987 г. – http://militera.lib.ru/memo/russian/tsupko/index.html. Служил в июне 1941 года в 13 сбап 9 САД ЗапОВО в Белостокском «выступе».

Глава День первый:

«13-й авиаполк тогда базировался в авиагородке Россь под Белостоком, вблизи государственной границы. . Время было неспокойное: в Европе бушевала война, граница и воздушное пространство в нашем районе часто нарушались, и потому принимались меры по улучшению базирования авиации.

<…>

С марта 1941 года в Росси начали строить ВПП — взлетно-посадочную полосу с твердым покрытием, и авиаполк был переброшен в лагерь на полевой аэродром близ села Борисовщина, там приведен в повышенную боевую готовность: с рассвета до темна эскадрильи замаскированных самолетов с подвешенными бомбами и вооружением, с экипажами стояли наготове. Это было очень утомительно. Дежурства отрывали от плановой учебно-боевой подготовки, так необходимой нам, молодым, но иного выхода не было.

В полку было пять эскадрилий по двенадцать экипажей в каждой. Дежурили обычно три из них, остальные учились, летали. Через сутки эскадрильи сменялись.»

Обратите внимание, что происходит в авиаполках при приведении в повышенную боеготовность – «эскадрильи замаскированных самолетов с подвешенными бомбами и вооружением, с экипажами» стоят в готовности вылета по первой команде. И так должно было быть и 21 июня!

«В начале июня нашему авиаполку приказали подготовиться к переходу на Пе-2. Сразу в центр переучивания, находившийся на одном из подмосковных аэродромов, были направлены экипажи инструкторов, в том числе и [10] наш. В субботу 21 июня мы были на месте. А утром в воскресенье грянула война. Нас задержали в Москве.

<…>

В начале июля в Москве неожиданно появились почти все летчики нашею авиаполка. Они были неузнаваемы: измученные, в грязном, рваном обмундировании, смотрели на нас, тыловиков, с откровенной иронией, восторг наш не разделяли, держались угрюмо

<…>

О том, что произошло в первые дни войны там, на границе, подробнее других рассказали стрелки-бомбардиры Михаил Ярнов и Александр Филиных. Миша в ту последнюю мирную ночь был оперативным дежурным полка, а Саша летал с Костей Усенко на разведку...

2

...На воскресенье 22 июня в 13-м авиаполку объявили выходной. Все обрадовались: три месяца не отдыхали! Особенно напряженными были последние два дня, когда по приказу из авиадивизии полк занимался двухсотчасовыми регламентными работами, то есть, проще говоря, летчики и техники разбирали самолеты на составные части, чистили, регулировали их, смазывали и снова собирали. Трудились от зари до зари.»

Подобные выходные 21 июня устроило командование многих авиадивизий… не только в ЗапОВО.

«Вечером в субботу, оставив за старшего начальника оператора штаба капитана Власова, командование авиаполка, многие летчики и техники уехали к семьям в Россь, а оставшиеся в лагере с наступлением темноты отправились на площадку импровизированного клуба смотреть новый звуковой художественный фильм «Музыкальная история». Весь авиагарнизон остался на попечении внутренней службы, которую возглавил дежурный по лагерному сбору младший лейтенант Усенко. [12]

… Усенко … глубокой ночью обнаружил, что не работает телефонная связь. Связисты нашли перерезанные провода. Диверсия?! Повреждение ликвидировали, но летчик встревожился и заспешил из караула к оперативному дежурному, чтобы по прямому проводу доложить о случившемся в Белосток, в штаб 9-й авиадивизии.

Быстро светало. В сереющем мраке стали различимы ближайшие деревья, сооружения. От быстрой ходьбы, беспокойства и бессонной ночи сердце у парня громко стучало, в висках тугими толчками пульсировала кровь. Вдруг он услышал еле уловимый гул авиационных моторов. Какой же летчик утерпит, чтобы не посмотреть, кто и где летает? Остановился и Константин Усенко. Звук стремительно нарастал. Доносился он с запада.

<…>

Самолеты подлетели к границе аэродрома, зашли с правой стороны, и вдруг с ведущего часто-часто засверкали ярко-красные вспышки огня, в незнакомый надрывный гул моторов вплелся треск пулеметов; почти одновременно неподалеку от Константина на незамаскированной стоянке связных У-2, взбивая пыль, дробно застучали пули.

«Что такое? — опешил Усенко. — Стреляют?! Стреляют по своим самолетам?! Сдурели, что ли?» — Он механически взглянул на часы: они показывали три часа сорок семь минут. [13]
Один из У-2 вспыхнул ярким пламенем.

<…>

Вокруг все свистело и грохотало. «Юнкерсы» выстраивались в круг, на землю летели все новые и новые бомбы. Сомнений не было: аэродром бомбили фашистские самолеты. К этому мы должны были быть готовы. И все же нападение оказалось внезапным: о приближении немецких самолетов служба ВНОС не оповестила.

Нужно было немедленно действовать! Но как? Дежурный вскочил на ноги, бросился к своей палатке.

<…>

Младший лейтенант, уже полностью овладев собой, отдавал новые приказания;

— Горнист! Сирену!.. Рассыльный! Бегом на спиртозавод, дать гудок!.. Помощник! Обзвонить все эскадрильи, батальон аэродромного обслуживания, караулы. Поднять по боевой тревоге!.. Шофер! Автобус за командованием полка в Россь!..

Дежурные красноармейцы бросились выполнять приказания. Пронзительно взвыла сирена. Схватив винтовку, выбежал рассыльный. Заурчал мотором отъезжающий автобус.

Усенко снял трубку телефона:
— Квартиру комполка! Срочно!
— С Россью нет связи, товарищ младший лейтенант.
— Оперативного!
— Связи нет... Наверное, повреждена взрывами. Константин положил трубку, задумался. В поле зрения попал железный ящик. Усенко обрадованно бросился к нему, открыл ключом, выхватил «красный пакет», вскрыл. Из большого конверта выпала толстая пачка стандартных листов машинописного текста. То была "Инструкция дежурному по лагерному сбору о действиях по сигналу "Боевая тревога”. Летчик лихорадочно перебирал руками листки инструкции и с ужасом понял, что только [15] на то, чтобы их прочитать, потребуется не менее четверти часа! Где взять это время? Он с сердцем бросил бумаги назад в ящик.

<…>

Замкнув ящик, он выбежал.

Лагерь уже проснулся. Из палаток, схватив оружие и противогазы, выбегали люди и привычно бежали к самолетам, на свои посты. А над их головами, поливая опушку леса пулеметным дождем, неистово носились фашистские самолеты. Но земля врагу ничем не противодействовала — полевой аэродром не имел зенитных средств прикрытия:накануне зенитная батарея была снята с позиции и уехала на учения.

<…>

Запыхавшийся Усенко вбежал к оперативному дежурному Ярнову. Тот нервничал: связи с дивизией не было. Не отвечала она и на радиовызовы. Стали вместе думать, что делать. Но на КП появился помощник начальника штаба капитан Власов. Он выслушал доклад Усенко и обрушился на него. [16]
— Так это ты объявил тревогу, не из дивизии? Ты соображаешь, что натворил? А если это мелкая провокация?
— Это война, капитан! Немцы делают третий заход. Убит часовой. Два самолета горят. Я вывожу людей из-под удара. Надо срочно рассредоточить самолеты и готовить их к бою.
Власов опомнился, согласился:
— Да, конечно! Давай команду: готовить полк к вылету!

<…>

3

Авиаполк быстро собрался и подготовился к вылету. Но вылететь не мог: не было связи ни с вышестоящим командованием, ни с соседями. Посланные самолеты связи не вернулись. А время шло. Нужно было что-то предпринимать. И командир полка послушался совета своего помощника капитана Богомолова, решив выяснить обстановку своими силами. На разведку вылетели экипажи Осипова, Устименко и Усенко.

<…>

Константин оторвал взгляд от горизонта и с тревогой посмотрел под самолет на знакомую излучину реки, где, помнил по прошлым полетам, находился крупный военный лагерь. Лагеря не было. На его месте виднелись лишь ровные ряды квадратиков от снятых палаток да желтеющие под лучами солнца дорожки и линейки. Но вся территория лагеря была густо усыпана круглыми воронками от бомб. Сколько ни вглядывался летчик, следов людей, боевой техники и имущества не было. Удар немецких бомбардировщиков, как видно, пришелся по пустому месту.

<…>

Город Гродно горел.

<…>

Горел аэродром. Языки пламени пожирали ангары, авиаремонтные мастерские, складские помещения, жилые корпуса. На месте самолетных стоянок полыхали костры. Костров было много — это догорали на земле разбитые самолеты базировавшейся здесь 11-й смешанной авиадивизии 3-й армии.

<…>

…внезапным ударом на рассвете врагу удалось нанести гродненскому соседу —11-й смешанной авиадивизии — весьма серьезный ущерб и тем обеспечить себе преимущество, господство в воздухе — главное в современной войне. Дравшиеся "чайки”, по-видимому, были небольшой уцелевшей частью. Но 11-я дивизия не единственная на "белостокском выступе”! Есть и другие, они обязательно придут на помощь "чайкам”, и прежде всех их 9-я дивизия! Надо только срочно, немедленно сообщить, поднять!»

Именно в этой 11-й САД в 122-м ИАП и служил Долгушин в те дни. Возможно, это он и его товарищи из 127-го ИАП и дрались в небе в эти минуты. Но их хотя бы подняли по тревоге уже в 2.30 ночи, хотя и запретили взлетать на встречу врагу. А в 9-й САД летчиков будили авиаудары немцев, около 4.00 утра.

«<…>Белосток тоже горел. А как аэродром? На этом аэродроме самолету Усенко согласно приказу командира полка предстояло совершить посадку. …. Белостокский аэродром был разгромлен фашистской авиацией: разрушен авиагородок, на стоянках взорваны самолеты, которые не успели взлететь.»

Ар-2 летчика Осипова согласно приказа комполка совершил посадку и напоролся на немецкий десант.

«Осипов наконец поравнялся с ангаром, остановился. В ту же минуту от ангара отделились и побежали развернутой цепью к самолету... солдаты в серо-зеленой форме.По другую сторону ангара Константин вдруг разглядел шесть трехмоторных транспортных самолетов Ю-52, еще дальше — до десятка Ме-110. На их крыльях и фюзеляжах темнели черные кресты, на килях — свастика. У самолетов сновали серо-зеленые фигурки.

<…>

—Огонь по фашистам! — приказал Усенко, направляя нос Ар-2 на цепь гитлеровцев, лихорадочно ловя их в сетку прицела. Корпус машины задрожал от стрельбы носовых пулеметов. Цепь гитлеровцев сломалась, солдаты забегали, часть из них, сметаемая ливнем пуль, осталась неподвижной, другая прыгала в укрытия.

<…>

В Борисовщине.

Подлетая к своему аэродрому, они не узнали его. Все поле было перепахано воронками от бомб. …на земле догорало не менее трех десятков бомбардировщиков из их полка.

Как же случилась такая беда? Ведь авиаполк должен был взлететь вслед за разведчиками. Видимо, не успел, так как налет немецкой авиации был внезапным.…»

По результатам расследования, командир 9-й смешанной авиадивизии генерал-майор А.С.Черных 6 июля 1941 г. пошел под суд военного трибунала и вскоре был расстрелян…

Пришлось привести достаточно подробно описание начала войны в этих воспоминаниях, но они четко показывают картину трагедии. Одни авиаполки на границе именно 21 июня получают команду «отдыхать», после чего они просто не в состоянии даже получив «Директиву №1» выполнить её – перегнать самолеты на запасные аэродромы в ночь на 22 июня или хотя бы «растащить за хвосты по кустам». Другим дают команду снять вооружения, а в итоге базовые аэродромы 9-й САД Белостока оказываются захваченными немецким десантом, который нагло высаживается на «спящие» аэродромы на транспортных Ю-52 под прикрытием истребителей-бомбардировщиков Ме-110. И этот захват произошел примерно около 6 часов утра. А еще служба ВНОС подчиняющаяся Копцам банально «проспала» приближение немецких самолетов.

А теперь смотрим, что писал о приведении в боевую готовность авиаполков с 20 июня и об отмене этого указания 21 июня, генерал Н.Г. Белов, командир 10-й САД ЗапОВО.

«Николай Георгиевич Белов.

Горячие сердца

В июне 1941 года — полковник. С первого дня войны участвует в боях на различных фронтах. Награжден пятью орденами и семью медалями.Член КПСС с 1925 года. Ныне Н. Г. Белов — генерал-майор авиации в отставке, живет в Москве.

В сентябре 1940 года в Кобрине я принял 10-ю смешанную авиадивизию.

<…>

Переучивание летного состава на новые самолеты планировалось проводить централизованным порядком. В частях делать это категорически воспрещалось.

В июне мы направили технический состав на заводы для изучения материальной части. Командированных из 74-го штурмового полка война застала на вокзале в Бресте.

Летный состав должен был ехать на переучивание в июле — августе. А пока учебно-боевая подготовка продолжалась на старых самолетах.

Полки дивизии к этому времени были выведены в лагеря при своих аэродромах.74-й штурмовой полк — на полевой аэродром, в 4–5 километрах от границы.

20 июня я получил телеграмму начальника штаба ВВС округа полковника С. А. Худякова с приказом командующего ВВС округа: «Привести части в боевую готовность. Отпуск командному составу запретить. Находящихся в отпусках отозвать». (Худяков после этого оказался на операции в госпитале, и его к 22 июня в Минске не было – впоследствии дослужился до маршала авиации – К.О.)

Сразу же приказ командующего был передан в части. Командиры полков получили и мой приказ: «Самолеты рассредоточить за границей аэродрома, там же вырыть щели для укрытия личного состава. Личный состав из расположения лагеря не отпускать». [168]

О приказе командующего ВВС округа я доложил командующему 4-й армии генералу Коробкову, который мне ответил:

— Я такого приказа не имею.

В этот же день я зашел к члену Военного Совета дивизионному комиссару Шлыкову{27}.

— Товарищ комиссар, получен приказ от командующего ВВС округа — привести части в боевую готовность. Я прошу вас настоять перед округом отправить семьи комсостава.