Предупреждение

Кто ждёт, что сейчас автор будет вам будем рассказывать (а вы, соответственно, будете читать) про авиацию там всякую (про «полёты-самолёты», про «прилёты-залёты» и т.д. и т.п.), тот заранее глубоко ошибается! Ибо, как вытекает из названия сего повествования неспешного, оно будет вроде бы совсем не про авиацию, но на самом деле про то, без чего она реально существовать не может – а именно про «несение караульной службы». Что, читать всё ещё не расхотелось? Ну, тогда – милости просим!

   «…Это было в степях Херсонщины…», - так, кажется, начинал свой «правдивый» рассказ о «неуловимых» в очередной серии про них герой Ефима Копеляна? И мы вслед за ним свой, не менее правдивый рассказ о последнем карауле воина Советской Армии по прозвищу Студент начнём словами: «Это было в степях южной Киевщины…»

   …А именно на огромной территории, занимавшейся в то время одним из крупнейших в бывшем СССР военным аэродромом (тоже уже давно, увы, бывшим) у городка Узин – родины создателя яблочек сорта «семеринка» местного «мичуринца» по фамилии Семеренко (правда, похоже?) и четвёртого Лётчика-Космонавта СССР (и «Первого Украинского Космонавта» - во как всё в бывшем Союзе повернулось-то!) Павло Романовича Поповича.

Та самая «Америка», как специально «подписано» личным составом авианосца на его полётной палубе. Наверное для того, чтобы «русские братья» не ошиблись!

   …Сколько всего в тогдашнем узинском гарнизоне было караулов, сейчас, пожалуй, уже и сосчитать-то трудновато будет, но с развода караульные «зилки» и «газоны» разъезжались в количествах, как ныне от какого-нибудь московского министерства «мерины» и «бумеры» по окончании рабочего дня. Но уж один-то из узинских караулов точно знал и помнил весь гарнизон. Ну, весь-не весь (всё-таки фигзнаетсколько тысяч военнослужащих!), но уж ходившие в караулы по долгу службы – точно. Это был так называемый «дальний караул», расположенный на самом глухом краю аэродрома. Он охранял такое важное место («Пришло время рассказать!»), как базу снаряжения крылатых ракет, подвешиваемых под узинских «стратегов» Ту-95 и предназначенных для поражения ими кораблей авианосной ударной группировки «Америка» (страну, надеюсь, угадали?) и прочего «плавучего супостата», по мнению советского командования, лишь засоряющего собой просторы Атлантического океана.

   Студенту – по штатной должности бортстрелку одного из «стратегов» первого полка, и поэтому именовавшемуся так же Стрелком – саму «Америку» увидеть лично за не слишком долгое время дослуживания в Узине так и не довелось, ибо, как говорится, «старики сказывали»… А сказывали они такое, что, раз послушав их, лично сам Стрелок был твёрдо уверен, что «ихняя» «Америка» теперь просто трусливо скрывается где-то, как только ей на борт со спутника «супостатского» приходит сообщение о том, что с узинского аэродрома стартовала очередная пара русских «Медведей»…

   …Дело в том, что как-то однажды, ещё в самом начале «перестройки» понаслушавшиеся дивных рассказов своих замполитов и в результате поверившие в «новое мЫшление» узинские лётчики были всего за один полёт просто невообразимое до сих пор количество раз «перехвачены» «палубниками» с этой самой «Америки». (Ну, до тех-то, понятное дело, на ихних политзанятиях ещё просто не успели довести, что они с русскими – теперь, оказывается, друзья, а не «вероятные противники», как это было ранее много лет подряд). И эти «американцы» так «достали» в том полёте разведывательную пару узинских «стратегов», что наши отыгрались на авианосце этом поганом «по-страшному». «Красивая горская легенда», передававшаяся в первом полку «из уст в уста», гласит, что командир звена разведки, объявив своему экипажу «Мы же теперь с американцами – братья!» (о выражении его лица в этот момент рассказчиком почему-то не упоминалось – наверное, потому, что единственный могущий реально видеть это «правак» сам уже «в предвкушении» со смеху в этот момент помирал), приказал радисту связаться «с этим корытом», после чего, «выйдя на волну», сообщил ошеломлённым «янкам» (которых тогда ещё весь мир не звал весьма обидным для них, но одинаково понятным на всех языках словом «пиндосы») буквально следующее: «Говорит командир русского бомбардировщика Ту-95! Имею небольшую неисправность, которую планирую оперативно устранить силами собственного экипажа! Прошу подготовить палубу вашего корабля для моей экстренной посадки! Конец связи!». Всё это было произнесено, естественно, по-русски (ну, если честно, то по-английски большинство наших лётчиков тогда хорошо, если «Мэйдэй!» и «Хайджэк!» только знали – звучит коротко и непонятно-красиво), но понято было американцами на удивление хорошо, почему-то сразу и полностью. Французскую комедию «Банзай!» смотрели? Эпизод оттуда с посадкой «Боинга» на палубу авианосца все помним? Ну, наш туполевский «Медведь» - это вам не «Слонёнок Дамбо» какой-нибудь, но на верхней палубе любого авианосца он смотрелся бы явно неплохо… Если бы, конечно, смог реально на неё сесть, и если бы после посадочки этой от того авианосца что-нибудь над водой ещё осталось… А на деле в результате подобной «ответной шутки» командира разведывательного звена, «носовая» часть экипажей обоих узинских «стратегов» (те лётчики, кто сидели «у форточек») получила незабываемые впечатления от экстренного взлёта с палубы «Америки» её авиагруппы В ПОЛНОМ СОСТАВЕ (простой русской шутки не поняли, однако – видать недаром говаривал впоследствии про эту нацию один наш сатирик: «Ну, тупы-ы-е!»). Зато «корме» (то есть КОУ и стрелкам) досталось уже весьма малоприятное зрелище – внимательно следить за бортовой артиллерией американцев, весьма настороженно проводившей всеми своими стволами двух «сумасшедших русских». Это мы вам здесь не для хохмы рассказываем, а к тому, что именно с тех пор узинские лётчики весьма безуспешно искали всю группу «Америки» на просторах Атлантики (хотя до этого находили весьма часто), а, значит, их «стратеги» столь же зря поднимали в воздух свои «изделия», как именовались «в целях соблюдения режима секретности» новые советские авиационные крылатые ракеты. Именно их-то и было доверено «окарауливать» в тот день (и в ту – чуть было не ставшей кое для кого роковой – ночь) «спешенному» Стрелку.

Бывший военный аэродром Узин, как его увидел из космоса вездесущий Google. Описываемый нами «дальний караул» находился у самого нижнего левого края белой «лесенки».

   …«Дальний караул» пользовался в гарнизоне недоброй славой, хотя и был самым маленьким – всего один пост, то есть три положенные смены плюс разводящий (он же помощник начальника караула), итого – четыре воина, не считая «прапора»-начкара. Несмотря на близлежащую базу крылатых ракет, караул этот находился вообще-то в весьма глухом месте. С той, «гражданской» стороны тянулись какие-то поля без малейших признаков жилья, так что туда даже в «самоход» идти не хотелось… Тем не менее, «оттуда-неизвестно откуда» в гарнизон вела постоянно пустая грунтовая дорога, на которой караульное помещение зачем-то исполняло «по совместительству» роль КПП. По этой дороге вроде бы никто никогда и не ездил-то, кроме, впрочем… Эту историю знал весь гарнизон, и именно из-за неё «дальний» и пользовался у солдат такой традиционной нелюбовью. У караулки «в годы оные» была поставлена вышка (по типу пограничной, но пониже, да конструкции послабее – деревянная), на которой раньше был отдельный пост. Теперь же его отменили – как говорило начальство, «из-за ветхости вышки». «Срочники» начальству и без того-то не сильно верили, а насчёт вышки – особливо: каждый уважающий себя караульный точно знал, что пост на вышке отменили не из-за её мифической ветхости, а из-за … «чёрного мотоциклиста». «Караульная молва» из призыва в призыв передавала о нём легенду, согласно которой каждую ночь на дороге, ведущей к «дальней караулке», появляется некто на чёрном мотоцикле, одетый во всё чёрное (ну, а каким ночью ему ещё быть-то?) и делает по караульному на вышке всего один выстрел, после чего исчезает так же внезапно, как и появился до этого. Рассказчиков при этом ничуть не смущал тот факт, что изо дня в день (точнее – из ночи в ночь) этот «чёрный мотоциклист» почему-то постоянно промахивается по очередному несчастному караульному, хотя уже давно, за всё время злодейств, приписываемое ему, должен был бы пристреляться … Студент сам слышал подобный рассказ, когда лежал «со своей ногой» (память о первом полёте, весьма, признаемся, неприятная…) в гарнизонной санчасти. При этом талантливый, без сомнения, рассказчик (куда уж нам до него!) из караульного батальона так живописал окружающим его «сопалатникам» СВОЮ встречу с «чёрным мотоциклистом», что «увечный» бортстрелок сам явственно представил себе эту картину. А зря, ибо вскоре именно в этот «дальний караул» сам-то и «загремел»…

   …Почему «загремел» - это, в общем-то, для нашего рассказа неважно: полётов в тот день не было, а «отмазку» придумать не успел (или придумал, но с точки зрения традиционно взаимно нелюбимого старшины …ика малоубедительную), «залёт» мелкий совершил (то есть никак не тянущий на «губу», но на наряд – уж точно!), просто «слово кривое» тому же старшине (не к ночи опять будет помянут!) сказал… да мало ли чего может учудить «дед русской авиации» в ПОСЛЕДНИЕ полгода своей срочной службы! А пока он – ещё «дед», а не «дембель», начальству положено его на место ставить, то есть не на абстрактное место, а в наряд, а лучше – в караул!

   Ибо командование солдатского батальона первого узинского полка (на самом деле бойцов в нём, как после тяжёлого боя, уже на роту полноценную не набиралось - «демографическая яма» в стране уже образовалась и продолжала лишь углубляться - но «батальон» всё равно звучит лучше!), в котором дослуживал Студент, почему-то считало караул хорошим средством воспитания личного состава. А уж «дальний караул» у старшины с ротным ценился особо, но… до одного конфуза, постигшего в результате это самое командование. Дело было как раз после прибытия Студента в Узин, когда местные «деды» в очередной раз по какому-то случаю совершили «коллективный залёт», и в результате у старшины не возникло никаких проблем с составлением списка назначенных именно в «дальний караул». В общем-то, особых проблем не было и у самих «караульщиков», но вернувшийся из него начкар – такой же «ст[рашный] пр[апорщи]к», как и старшина …ик – остался, что называется, «под впечатлением»:

   - Володь, ты чего же меня не предупредил, что весь караул из старослужащих составил? Они, конечно, ребята у тебя хорошие и опытные, но для начала погоняли старый караул на предмет «приёма-сдачи объекта», а потом выставили первую смену и в полном составе спать легли! Очень вежливо предупредили меня, что на выходные, мол, случится ничего не может в принципе, и исправно вставали с топчанов только на смену караульного! Но больше всего меня «убило» их отношение к приёму пищи: когда машина с ужином пришла, так они сразу выяснили, что посуду «по сроку службы» мыть из них никто не будет, после чего взяли только термос с чаем – после него, мол, кружки сами чистые будут! И так – все сутки! Ну, вы даёте!… …Конфуз начальства был налицо, и поэтому в дальнейшем караулы составлялись (как, впрочем, и раньше) из бойцов различных призывов, что и было проделано старшиной …иком с нынешним «дальним караулом»:

   …- Помощником начальника караула-разводящим у нас пойдёт старший сержант …авичус! Так, Саулюс, старшим из бойцов у тебя будет …цкий! Он – воин у нас опытный, уже на дембель собрался, в университет свой, Студент понимаешь-ли… (То, что сам Саулюс у нас – студент вильнюсского сельскохозяйственного - это, конечно, нам, товарищ старшина, вспомнить сейчас трудно…) Так как с вами молодые бойцы идут, то ставлю я его во вторую смену (Ой, блин! Ну и сука же ты, «товарищ» старшина!). А их – в первую и третью: как раз научатся караул принимать и сдавать… А Студента нашего мы побережём для его студенток (Вот же зараза – ещё и издевается! Ну, за что же меня, бедного, да во ВТОРУЮ-то смену?!)…

   …Вторая смена караула по местному расписанию отличалась исключительнейшей «вредностью» по отношению к любому назначенному в неё воину, а уж тем более – к «деду русской авиации», каковым в это время «по сроку службы» числился Студент. По прибытии в «караулку» (одна дорога-то до «дальнего» сколько занимает-то на «шишиге» трястись!) – вместо заслуженного «дедушкиного отдыха» - на тебе, получай «бодрствующую смену» (ну да, враг-то именно в это время напасть на Родину нашу и решил!), все «приёмы пищи» (то есть жрачка) у второй смены караула обязательно на положенный отдых приходятся, но, самое мерзкое – это стояние на посту с 2 до 4 часов ночи! Стрелок хорошо помнил, как в своё время его, ещё молодого тогда воина инструктировал опытный «караульщик»: «С 2-х до 4-х ни одна собака по доброй воле не гуляет! Ни один проверяющий в это время к тебе на пост не попрётся – сам спать будет! Если увидел кого в эти часы, то сразу стреляй, не раздумывая, даже без предупреждения – это «чужой»! Потом, когда разбираться с твоей стрельбой будут, как время выяснят, так всё сами поймут и отвяжутся!». В последнее верилось не совсем, однако до сих пор, слава богу, самому Студенту стрелять в карауле по ночам (да и днём тоже) ни в кого не приходилось, но чем чёрт не шутит… А он, как окажется весьма скоро, как раз не шутил (или, наоборот, ТАК шутил…)…

«Кладбище» разоружённых «эмок» - знаменитый снимок ТАСС, сделанный, как наверняка считают все служившие в Узине, именно на «стоянке отстоя» их аэродрома (хотя отдельные «несознательные» и продолжают утверждать, что на самом деле это – фото авиабазы в Энгельсе).

   …Готовиться к наряду в караул, как известно опытному воину, можно по-разному. Традиционным, конечно, был «уставной» вариант: «Побрился, подшился, погладился и – на боковую!» (отдых заступающему в наряд, как известно, по Уставу положен!). Но обязательно во время этого твоего отдыха какая-нибудь сволочь то койки в «расположении» передвигать зачем-то будет (убирается он, видишь ли!), то гвозди куда-нибудь забивать ей (сволочи этой!) вот именно тогда за каким-то фигом приспичит, то дневальному раз так несколько придётся орать на всё спальное помещение уставное «Дежурный по роте – на выход!», то вдруг дежурный по полку с обходом пойдёт и начнёт участливо выяснять «с пристрастием» (причём именно над твоей койкой): «А что это у вас здесь солдат в дневное время лежит, укрывшись с головой? Уж не заболел ли он?». Вот так, зараза, весь сон насмарку, и в результате ещё хуже получается… Но «Старый воин – мудрый воин!», и он знает, что на самом деле перед караулом не спать надо, а в «чипке» солдатском затариться на сутки чем-нибудь вкусненьким, да пойти в караульный батальон у «профессионалов»-земляков выяснить, что за объект охранять будешь. Конечно, отнюдь не для его возможной обороны «в случае чего» – упаси боже даже подумать о таком! – а для того, чтобы понять, где там часовому на посту от глаз чужих укрыться и… Ну, дальше, про «тщательное и заранее спланированное грубейшее нарушение Устава гарнизонной и караульной службы» мы писать не будем, ибо классическое «Не пойман – не нарушитель Устава!» ещё никто не отменял, а Студента (в отличие от других его сослуживцев) за сон в карауле никому так поймать ни разу и не удалось…

   …Посещение солдатского «чипка» в любое время его работы проблемы для «деда русской авиации» не представляло, и дальше стопы затаренного там Студента лежали в казарму караульного батальона. Москвичей там отродясь не служило, но – по причине «специфических особенностей национального состава» батальона – земляком у «караульщиков» мог условно считаться уже любой русский (причём даже не просто русский по национальности, а хотя бы «русскоговорящий»). На этот раз Студенту повезло вполне: дежурным по «первоэтажной» роте был полноценно русский «дедушка», земляк которого из «аэродромки», как выяснилось из дальнейшей неспешной беседы в «Ленкомнате», сдобренной (беседы, а не комнаты, конечно!) сладкими сухариками с изюмом из «чипка» («За информацию платить надо!»), служил как раз на той самой базе подготовки крылатых ракет, которую в предстоящие сутки выпало «окарауливать» Студенту. С «земляком земляка» повезло вдвойне: он оказался хозяином некого «технического домика» на базе, в котором «по сроку службы» («Деды всех частей, соединяйтесь!») у него было не просто «тёплое гнездо», а даже стояла настоящая солдатская койка! В результате довольно быстрых телефонных переговоров «земляки» условились о месте, в которое хозяин домика оставит для неизвестного ему до сего дня «зёмы» ключик от своей «избушки», и, таким образом, перед Студентом в предстоящем карауле раскрывалась «бездна счастья»… Очевидно, что впоследствии с ним ну никак не могли согласиться остальные участники того караула…

   …Прибыв, наконец, на место и «мягко» приняв объект от сдающих его бойцов из караульного батальона (завтра ведь им же самим и сдавать придётся!), наряд первого полка приступил к «исполнению положений Устава гарнизонной и караульной службы», то есть непосредственно к самой этой службе. Выставив на пост часового и заботливо уложив второго молодого воина отдыхать («Тебе уже через час с небольшим в бодрствующую смену вставать!»), помначкар со Студентом, числящимся, напомним, сейчас как раз в этой самой бодрствующей смене, отправились на находившуюся прямо за стенами караулки «стоянку отстоя». Вполне адекватный, как выяснилось ещё перед построением на развод, начкар был, разумеется, кратко предупреждён: «Мы на немножко сходим самолёты ЭТИ посмотрим!»…

   …Здесь перед обоими «дедами русской авиации» предстало печальное зрелище, вполне соответствующее закатному, вечернему времени суток и осеннему времени года – на дворе стоял сентябрь 1986-го. Впоследствии вспоминавшему это бывшему Стрелку станет ясно, что открывшаяся тогда его глазам картина была на самом деле иллюстрацией к печальной (если не похоронной) песне о последней осени советской Дальней Авиации. Ибо на «стоянке отстоя» перед обоими бойцами предстали стратегические бомбардировщики-«эмки», прибывшие в Узин «на заклание» разоружения в рамках уже поминавшегося нами здесь «нового мЫшления». В те времена всё ширящейся «перестройки» все печатные издания Советского Союза обошла ставшая знаменитой фотография кладбища «эмок», стоящих на лётном поле без своих кормовых частей (или «по-народному» - без хвостов), снятая с воздуха именно над узинским аэродромом. Благодаря своей оригинальной конструкции с применением шасси «велосипедной» схемы, эти гордые «стальные соколы», созданные в мясищевском КБ, действительно могли нормально стоять даже «с отрубленным хвостом». Однако, в отличие от пресловутых ящериц, хвост этот у них уже никогда больше сам не отрастал, а ремонтировать их здесь не только не планировали, но даже совсем наоборот – здесь их должны были пустить на слом в угоду неожиданно появившимся у нас заокеанским друзьям, мать их так… Зрелище было весьма и весьма печальным, но Стрелок не был бы военным лётчиком, если бы сразу не полез вовнутрь уже частично раскуроченной ближайшей «эмки» - на самолётах этого типа ему не то, что летать, но даже бывать пока ещё не приходилось. И, слава богу, так как по сравнению со ставшим ему уже родным Ту-95, «эмка» показалась исключительно узкой и вообще какой-то неудобной для экипажа. Но, как известно, самолёт-бомбардировщик не для удобства и комфорта временно пребывающих в нём лётчиком создаётся, а всего лишь для того, чтобы донести до «вероятного противника» некий «подарочек» (а лучше – несколько, да побольше, побольше!) и скинуть сей «презент» тому на его ничего не подозревающую вражью голову… За этими мыслями, да за гулянием по «стоянке отстоя» незаметно подошло время замены караульного первой смены на такого же из второй, которым был, напомним, наш Студент…

   …Путь на пост, как известно, начинается у «караулки» - со снаряжения в «пулеулавливателе» своего оружия патронами. С оружием штатным Стрелку всегда определённо «везло»: как бы в противовес всем авиационным пушкам, находящимся у него «в заведовании» на его самолётах как у бортстрелка, в казарме ему как солдату всегда доставался карабин какой-то особенный. На первом его месте службы это был СКС, который, судя по всему, изготавливался под личным наблюдением ещё самого его конструктора Симонова, так как год производства этого «ружья» точно соответствовал году официального принятия его на вооружения тогда ещё Красной Армией. Стрелять из того карабина Студенту, к счастью, так и не привелось…В подмосковном гарнизоне …ево за ним был записан СКС уже более позднего года выпуска, но с весьма интересной характерной особенностью, выявившейся на первых же стрельбах. При расстреле всей обоймы мощная пружина выбрасывала вместе с предпоследней, девятой гильзой заодно и последний, десятый, неотстрелянный патрон, но, так как силы её всё-таки не хватало, то тот шёл «в перекос», оставаясь торчать тыльной частью гильзы из незакрытого поэтому затвора (подобным «цирковым номером» Студент любил поражать впечатление проверяющих на стрельбах). В Узине же ему достался карабин с опять же некой «особенной» пружиной, которая никак не давала вставить все патроны из обоймы, и поэтому последний из них просто клался в карман «на глазах изумлённой публики» в лице проверяющих и начальников караулов. Так было и на этот раз, но после подробного объяснения начкару, Студент с разводящим благополучно последовали на пост, где всё было новым и поэтому интересным…

   …Надо сказать, что солдаты обоих узинских полков в принципе ходили в караулы весьма нечасто – каждый лишь пару раз в месяц. Делалось это по объяснениям начальства для того, чтобы, во-первых, солдаты не забывали, что такое караульная служба, а, во-вторых, чтобы – «по официальной версии» - дать отдохнуть в выходные дни бойцам из штатного караульного батальона дивизии. Естественно, «лётчики» жалели своих «караульных» товарищей, которые и так-то заступали на свою службу «через день на ремень», но ещё больше – за то, что на единственный выходной, когда их якобы подменяли в карауле и давали отдыхать, тех на самом деле посылали во все остальные наряды по гарнизону, в том числе – и в весьма немаленькую (на дивизию) местную солдатскую столовую. Это мы сообщаем своим читателям для того, чтобы те поняли, что описываемый нами караул происходил с субботы на воскресенье, то есть реально – на выходные дни, когда на аэродроме никого не было (некое воскресенье 22 июня, судя по всему, никого и ничему в нашей стране так, к сожалению, не научило…), и поэтому никто не мешал заступившему на пост Студенту знакомится с базой снаряжения крылатых ракет. А ознакомиться здесь было с чем, да и сделать по результатам этого осмотра весьма интересные для себя выводы…

   …Ещё впервые прибыв к своему «стратегу» на боевой вылет (то есть – к полностью снаряженному, в том числе – и крылатыми ракетами), Стрелок краем глаза обратил внимание на некую аэродромную «приладу», но, быстро отмахнувшись от видения («Почудится же такое!»), сконцентрировался на предстоящем, первом для себя полёте на новой «матчасти». Однако, как выяснилось в этом карауле, тогда ему не почудилось – на бетонных плитах базы снаряжения крылатых ракет в ряд выстроились тележки для их транспортировки к самолётам. Именно ТЕ САМЫЕ ТЕЛЕЖКИ, которые будущий Стрелок всего пару лет назад лично собирал (ну, не в одиночку, конечно, а вместе с товарищами по цеху), когда летом подрабатывал на одном из авиационных заводов столицы по своей специальности «слесарь по металлу», полученной ещё в школьном УПК. Загадочные «изделия» (почему у нас в целях секретности всё, что не попадя, «изделиями» было принято называть – например, и сами крылатые ракеты, и тележки для их доставки, а?), заказ на производство которых срочно получил их завод, вызвали у будущего воина славных Советских Вооружённых Сил такой неподдельный интерес, которым он буквально «достал» всех в цеху, что лично инженер, «сжалившись» над молодым рабочим, в конце концов, ответствовал ему следующее: «Это – тележки под крылатые ракеты! В армию попадёшь – сам узнаешь!». Как в воду глядел… Вспомнившему это на посту Студенту, сразу припомнилась и любимая двоюродная бабушка, которая на его проводах в армию явно не к месту от чего-то вспомнила свою комсомольскую юность, когда она, «вот в таком, как у Костика возрасте», отправилась строить «город юности, город на заре». Об этом своём воспоминании она сожалела все последующие два года службы любимого внучка – начиная с самого первого дня его службы, когда он отзвонился всем родственникам (а значит – и ей лично) из аэропорта Домодедово и «порадовал» новостью о том, что их команда ждёт отправки как раз в тот самый Комсомольск-на-Амуре…

   «…Вот как оно бывает в жизни-то! – вывел глубокую философскую сентенцию Студент, которому эту самую философию очень скоро светило не только продолжать изучать в своём университете, но и всего через несколько месяцев уже сдавать по ней экзамен, но затем мысль караульного перескочила на совсем другое. – А чего это здесь запах-то ТАКОЙ особенный?».

   Запах и вправду был неким особенным, ни с чем ранее известным не сравнимым. Как удалось уже вскоре выяснить любознательному караульному, такие ароматы источали компоненты топлива для этих самых крылатых ракет. «Осуществляя окарауливание вверенного объекта», Студент достиг места особой его концентрации, а именно - резервуаров с этими самыми компонентами, хранившимися почему-то отдельно друг от друга. Многочисленные предостерегающие надписи на ёмкостях должны были уже одним своим видом отпугнуть любого любопытного, но явно не самого любопытного, каковым всю свою жизнь был Студент. Как и положено нормальному русскому человеку, пустив все предупреждения побоку, он ознакомился с названиями самих содержащихся в этих ёмкостях «субстанций», которые навсегда – вместе с их непередаваемым запахом – врезались ему в память: «Самин» и «Меланж». За таким «экскурсом» по базе снаряжения крылатых ракет довольно быстро пробежали все два часа пребывания Студента на посту. В общем, первая караульная смена из положенных четырёх прошла вполне интересно, но впереди маячила та самая, собачья - «с двух до четырёх»...

   …На этот раз само время заступления на пост – «два с двумя нулями» - располагало исключительно лишь к отдыху, неположенному в это время по всему гигантскому Советскому Союзу лишь рабочим непрерывных производств, да вот таким же несчастным, как Студент в карауле, несущим свою нелёгкую службу на самых различных постах «на одной шестой части суши». Однако все остальные соотечественники, оказавшиеся в подобной ситуации, в тот момент мало волновали Студента и, попрощавшись с разводящим со словами «Ну ты знаешь, ГДЕ я буду!», он направился прямо к домику, свято следуя мифической фразе, якобы произнесённой когда-то не менее мифическим «матросом Железняком» - «Караул устал!». На заранее обусловленном в телефонном разговоре с «зёмой» месте нашёлся «волшебный ключик» от входной двери, и та сразу же услужливо отворилась навстречу караульному. Оглядевшему обстановку Студенту сразу же бросилась в глаза койка, стоявшая прямо у окна, из которого открывался вид на дорожку, ведущую к «караулке». «Вот здесь-то мы и приляжем!», - успел подумать Студент, прежде чем панцирная сетка солдатской койки гостеприимно приняла его в свои объятия. Не заставил себя долго ждать и здоровый такой сон, в котором, однако, ничего особо приятного ни для кого не оказалось…

   …Немцы наступали цепью. Они шли по советской земле открыто, в полный рост, ничего не боясь. Враги, очевидно, прекрасно знали, что впереди у русских против них остался всего лишь один, последний солдат, у которого всего лишь одна винтовка…

   …«…Так, в карабине девять патронов… Перезарядить новые уже вряд ли успею… Но эту обойму постараюсь выпустить так уж всю… Торопиться мне теперь уже некуда, так что будем в последний этот свой раз делать всё правильно, как учили… Начнём вот с того длинного, в середине цепи… Офицер, наверное… Первым делом – передёрнуть затвор… Есть!... Патрон в патроннике – можно открывать огонь…»

   - КОСТЯ-Я, НЕ СТРЕЛЯ-Я-Я-Й – СВА-А-И!!!

   …Саулюс всегда говорил по-русски очень хорошо (даром, что литовец!), но всё-таки с непередаваемым на письме местным акцентом. Кричал же он сейчас по-русски абсолютно без этого самого акцента… Его-то крик и спас положение в целом и всех участников этого караула по отдельности – кого от чего, прости господи… Впоследствии именно его глазами Студент и увидел «со стороны» всё происходящее, а всё «чуть не произошедшее» смог домыслить сам…

   …Зачем Саулюс взял на смену караула обе смены – бодрствующую и отдыхающую, он и сам толково после пережитого объяснить Студенту не мог. Говорил, что, мол, взял поучить обоих молодых приёму-сдаче караульного поста… Ну, с пережитого ещё и не такое скажешь! Это на ком учить-то, на сонном «деде русской авиации»? Так и запишем: первым виноват был именно разводящий! Если бы он «по уставу» отправился с одной сменой, то шли бы они мирно друг за другом по этой дорожке, а теперь, втроём, для показа, якобы, «приёма-сдачи» уже пришлось разворачиваться В ЦЕПЬ… «Технический домик», в котором изволил нести караульную службу Стрелок, находился «на краю края», то есть в самом боку площадки подготовки ракет. И вела к нему со стороны караульного помещения довольно узенькая дорожка, в нескольких метрах от которой в одну сторону была «колючка» аэродромного «периметра», а в другую, примерно на таком же расстоянии – некий вал, не сильно высокий, но и столь же не сильно удобный. Помощник начальника караула шёл, как и положено, по дорожке, а оба молодых – по бокам от него. Зажатым, таким образом, между колючей проволокой и валом на открытом участке перед домиком караульщикам было просто некуда деваться…

   …Смена абсолютно спокойно вступила в границы поста, охраняемого караульным, находящимся в хорошо известном им месте. Вот и дорожка к домику, по которой надо спокойно подойти туда и, аккуратно (не дай бог что!) разбудив караульного, любезно предложить ему покинуть пост и продолжить свой заслуженный теперь отдых уже на полностью законных основаниях – в качестве отдыхающей смены – в караулке. Но до места они не дошли…

   …Деревянная дверца домика от резкого удара изнутри чуть не слетела с петель… В тот же момент в ней появилась фигура часового с карабином наперевес, в поистине удивительном ночном броске принявшего «положение лёжа». Шокированные таким поведением товарища, явно не адекватным абсолютно мирной ситуации, «сменщики» застыли на месте… Из «состояния очарования» их вывел только ясно различимый в ночной тишине звук передёрнутого затвора карабина… О том, ЧТО должно последовать за этим, первыми догадались как раз молодые, как по команде (хотя и без неё) сразу бросившиеся на землю. Только услышав звук двух падающих тел, Саулюс понял, что стрелять теперь могут только по нему одному, стоящему во весь свой полный рост – без шести сантиметров 2 метра… И он тут же бросился прямо на дорожку, практически одновременно начав кричать своему товарищу…

   …Заботливо посланный назад в караулку молодой из отдыхающей (точнее – теперь уже – отдыхавшей) смены срочно разогревал там чай, чтобы окончательно привести в чувство сменённого с поста Студента. Тот ещё где-то сзади только возвращался «на базу» вместе с Саулюсом. Шли небыстро и молча – осознавали чуть не происшедшее… Виноваты в этой «предпосылке к происшествию» реально были они оба, поэтому оба довольно скупо, но весьма убедительно сразу же пообещали «всяческого счастья» обоим же молодым, если от них будет хоть звук… Чай пили тоже молча, после чего оба легли отдыхать под охраной бодрствующей смены…

   …Из того, что произошло до конца несения ими караула, нам здесь следует остановиться лишь на одном-единственном. Досланный Студентом со сна в патронник первый из обоймы патрон аккуратно был «выужен» оттуда иголкой, которая, как и положено, должна находиться в пилотке у каждого воина, предварительно выбрав самую тонкую иглу из всех имевшихся. Производили это, конечно, не на глазах у начкара, которого из-за описанной выше «чехарды» с патронами в карабине Студента, при обязательном разряжании оружия после смены с поста удалось элементарно провести, а только тогда, когда тот сам, наконец, отправился отдыхать. После чего Саулюс со Стрелком, удовлетворённые достигнутым результатом, сами тоже решили опять заняться тем же отдыхом… Но ПОЧЕМУ-ТО полноценный сон к ним до конца этого караула так больше и не пришёл…

   … - Товарищ старшина! Наряд «дальнего караула» прибыл в расположение без замечаний! За время нашего дежурства никаких происшествий не произошло! Разрешите сдать оружие и патроны в ружпарк?

   - Разрешаю! Всё, говоришь, Саулюс, нормально было? Как молодые-то в первом нашем карауле? А чего это у тебя Студент с таким выражением лица вернулся? Видать нормально в карауле-то, бедный, не выспался, а?...

   …Как писал поэт (правда, в другое время и по иной причине), «молчанье было ему ответом»… Молчание дружное, но у каждого из четырёх «караульщиков» - по своему, явно выстраданному поводу…

   …Да, кстати сказать: никакого «чёрного мотоциклиста» в тут ночь никто из караульных так и не увидел. Но и без него впечатлений от того «дальнего караула» хватило всем, в том числе – и Студенту…

   …Больше его в караул уже не назначали, а точнее – просто не успели назначить… Ибо весьма неожиданно подкрался… нет, совсем не тот самый «пушной зверёк», о котором многие сейчас подумали, а … ДЕМБЕЛЬ! Засим «и сказочке конец»…

Тот самый, ещё в «Рекомендации» обещанный «конец»

   Вы поверили, что автор по прошествии стольких-то лет после своего заслуженного дембеля полностью помнит текст «Это кара-кара-кара-кара-кара-кара-ул!»? Если поверили, то зря: помнит, конечно, но далеко не весь уже тот текст, надо признаться, довольно большой. Вот его начало:

   И так далее, и в том же духе ещё несколько куплетов – во всяком случае, гораздо больше, чем в оригинальном «ялловском» тексте «Каракума»…

   …Как известно, «Песня остаётся с человеком», но текст её может со временем и подзабыться… А вот такой последний караул не забудется никогда!

2011 © К.Б.Стрельбицкий (Москва, Российская Федерация)